Авраам Линкольн Охотник на вампиров

Вампиры оказались первыми, Лэмон и несколько солдат подбежали следом. Я спрыгнул с южного портика на землю, где и увидел, что Тэд напуган и плачет, но выглядит невредимым. Вилли же вытирал язык рукавом своего пальто и постоянно сплевывал. Я взял его на руки и осмотрел — лицо, шею, и дальше — неистово молясь, чтобы на его теле не было укусов.

— Там, — крикнул Лэмон, указав на фигуру, убегавшую в южном направлении. Он и троица помчались за ним, остальные же проводили нас в дом.

— Живые! — плакал я вместе с ними. — Живые!

Лэмон и троица преследовали его по всей Пенсильвания-авеню и через Эллипс^{52}. Когда стало понятно, что он не выдерживает темпа, задыхающийся Лэмон поднял револьвер и, ничуть не заботясь о невинных жертвах, стал палить по удаляющейся фигуре, пока не кончились патроны.

Троица по-прежнему преследовали цель. Четверо вампиров добежали до недостроенного Монумента Вашингтона, на пастбище для скота, которое было разбито у его подножия. Возведение массивного сооружения (150 футов, и это лишь треть от запланированной высоты) было приостановлено, а у подножия построена скотобойня, предназначенная для утоления нужд армии. Это было длинное, деревянное здание, куда и скрылся незнакомец, скрылся, чтобы оторваться от убийц, которые находились в пятидесяти ярдах позади него. Возможно, он хотел найти здесь подходящий нож, чтобы драться… или его просто манил запах крови… или что-то еще.

Но сегодня, в воскресенье, на бойне не было туш. Не было орудий, которым резали скот. Только с десяток металлических крюков, подвешенных к потолку, от блестящей поверхности которых отражался солнечный свет, что проникал внутрь через открытые с обоих концов двери длинного здания. Он бежал по пропитанному кровью полу, искал, где укрыться или взять оружие. Ничего не было.

Река… я оторвусь от них по реке…

Он ринулся к противоположной открытой двери, на юг, к Потомаку. Туда он мог погрузиться и унестись течением. Но, внезапно на выходе возник силуэт человеческой формы.

Другая дверь…

Он остановился, повернул назад — еще два силуэта уже ждали его там.

Выхода не было.

Он стоял посреди скотобойни, а его преследователи шли на него с двух сторон, медленно, осторожно. Они схватят его. Будут пытать. Захотят узнать, кто его послал, и что он сделал с мальчиком. И, если они его схватят, то найдут способ, как заставить говорить. Этого нельзя допустить.

Незнакомец улыбнулся своим преследователям, когда они подошли вплотную.

— Знайте, — сказал он. — Вы — рабы рабов.

Он закрыл глаза, взялся за один из крюков и, прыгнув, воткнул его себе в сердце.

Мне нравится думать, что в последний момент, когда у него хлестала кровь изо рта и ноздрей — как у скотины, что там резали — у себя под ногами он увидел пламя, и почувствовал первые спазмы агонии. Мне нравится думать, что он испугался.

xxxxxxx

Когда охрана заперла Белый Дом и принялась обыскивать его сверху донизу, Вилли сидел в отцовском кабинете, несмотря на пережитое, выглядел спокойно, в то время, как доктор осматривал его.

Незнакомец схватил его лицо, сказал он, сжал ему рот, пока он не открылся, и положил туда что-то «горькое». Мои мысли сразу вернули меня к смерти матери, которая умерла от дозы пюре из вампирьей крови, и погрузился в молчание, горькое от мыслей, что мой бедный мальчик может разделить ее судьбу. Доктор не нашел повреждений и симптомов отравления, однако дал Вилли несколько ложек порошкового угля^{53} для профилактики (от которого в данном случае не было ни вреда, ни пользы).