Авиталь и ее отец

— Я к тебе расположен, ты знаешь. Вот и скажи мне откровенно, как младший старшему, как неискушенный умудренному опытом, как любимый сын любящему отцу, наконец! Что за шашни у тебя с девчонкой Ифтаховой? Не запирайся, однако, мне многое известно!

— Обижаешь, отец. Нет у нас с Авиталь никаких шашней, и слово это слышать из твоих уст досадно мне. Я не такой, и она не такая. Мы дружим, встречаемся, гуляем, рассуждаем. Как раз о рассуждениях наших хочу с тобой поговорить.

— О рассуждениях поговорим потом, сперва о серьезном. Жениться, что ли, на ней собрался? Учти: холостая жизнь — ад, а женатая — чума! Хотя, если вдуматься, хоть у семейного и немало огорчений, зато холостячество начисто лишено удовольствий!

— Женитьба есть совершенно вероятное событие, но нельзя торопиться.

— Не по годам ты осмотрителен, Соби. Погоди-ка, вот я, как государь, дам повеление жениться всем, решительно всем, чтобы у меня в государстве не было ни одного холостого человека! Что тогда запоешь?

— Я полагаю, ты шутишь, отец?

— Не бойся! Конечно, шучу!

— Тогда давай все-таки говорить о серьезном.

— Ну, давай, коли припала тебе охота.

— Ты ведь слыхал, отец, что гостили в земле Тов купцы из Вавилона?

— Конечно, слыхал! Я к ним своих гаремных жен посылал. Они у этих справных и сытых торговцев всякие женские безделицы покупали. Помню, говорили мне потом мои чаровницы, мол, красиво в Вавилоне люди живут.

— Вот-вот! А знаешь ли, батюшка, почему купцы вавилонские такие справные и сытые?

— Может, и знаю. А уж тебе-то, конечно, это известно, коли ты с Авиталь встречаешься. Сплетничаете, небось, обо всем на свете!

— Мы не сплетничаем, а обсуждаем проблемы. Один из вавилонян, Кайван его имя, рассказал Авиталь, как богат и прекрасен город Вавилон, и причину назвал. А она мне передала.

— Слышал я про чудеса вавилонские, — сказал Наас, — навоевались их цари в свое время, награбили, теперь живут припеваючи — эко диво!

— Про то, что было, Кайван не упоминал. А сейчас жители Вавилона много трудятся и совсем не воюют — вот отгадка процветания их!

— Отчасти можно принять такую отгадку. Почему бы и нет? Известное дело — труд созидает, а меч разрушает!

— Полагаю, хотел бы ты, чтобы и наш Аммон процветал!

— Хотеть-то хотел бы, да разве с таким соседом, как Ифтах, обойдешься без меча? — риторически спросил Наас, — так и страну потерять недолго!

— А почему не попробовать договориться?

— А потому, что, верные указам своего Бога, иудеи, для которых мы есть презренные язычники, ни в жисть, слышишь ты — ни в жисть, не отступятся от умысла изгнать нас и присвоить себе нашу землю! Они ее Обетованной называют! А ты говоришь — попробовать договориться!

— Так ведь и мы, аммонитяне, на эту же самую землю притязаем!

— Мы другое дело. Мы тут жили вечно. И вот явились они, бездомные и нищие, из песков пустыни бесплодной. Со своим Богом пришли, со своими законами, и говорят нам, мол, убирайтесь, здесь все наше, а вашего ничего нет, и боги ваши не настоящие!

— Да ведь сотни лет с той поры минули, как явились они! Неужто время не вразумляет?

— Нет, сын! Ни века, ни тысячелетия не вразумят сердца человеков, какой народ ни возьми. Людям подавай войну, кровь, золото, женщин, а иудеям вдобавок и Земля Обетованная нужна позарез. Излюбленный гиладянами мудрец изрёк: “Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться!”

— И мы, аммонитяне, таковы?

— Конечно, таковы! До сих пор правоту сего мудреца никто не оспорил делом — одни лишь слова благомысленные!

— До сих пор никто не оспорил делом? Разве означает это, что и впредь нельзя оспорить? Прошлое будущему не указ!

— Миру поднебесному, может, и не указ, а в голове нашей превращается в указ! Скажи, отчего мы столь уверены, что завтра непременно солнце взойдет? Не оттого ли, что оно и вчера, и позавчера, и всегда по утрам восходило?

— Но ведь невоюющий Вавилон оспаривает слова того мудреца!

— Нет не оспаривает!

— Как же так?

— Погоди, проснется задремавшее ненароком зло в сердцах вавилонян, и снова они, сытые и довольные, воевать станут и скоренько обнищают! — с видом пророка возгласил Наас.

— Выходит, что люди воюют по одной причине — ради всяческих корыстей, а иудеи готовы головы сложить по другой причине — угождая Богу своему, так что ли? — недоуменно спросил Соби.

— Не совсем так. Думается мне, что иудеи воюют по обеим причинам. Отними одну — другая останется, которую ты назвал. А ее-то, другую то есть, никому на целом свете не дано отнять у них!

— А все же мир возможен! Потому что выгоден! Всё передышка усталому от военных трудов злу. Пусть не вечный мир, но хоть на сто лет, или даже на десять, а то и на пять!

— Что краткий мир возможен — согласен я. Вот Вавилон тому образчик.

— Вступи в переговоры с Ифтахом. Может, преуспеете оба!

— Сейчас мы оба с ним на подъеме. Оба надеемся на победу. Трудно удержаться от соблазна войны. Но уж коли ты просишь, сын, то попробую, хоть и не верю в успех. Попытаюсь в память о матушке твоей покойной — она ненавидела войну.

Глава 8

1