Авиталь и ее отец

Трое молча спускались с гор. Халис и Соби бережно поддерживали осторожно ступавшую Авиталь. Никто из мужчин не решился рассказать женщине об ожидающем ее в Гиладе открытии. Целиком погруженная в себя, она ни о чем не спрашивала.

— Соби, ты помнишь это место? — вдруг нарушила молчание Авиталь.

— Нет, — немногословно ответил Соби.

— Да это же та самая пропасть, из которой ты когда-то спас меня!

— Да, это она.

— Я устала. Передохнем.

— Разведем костер. Схожу за хворостом, — предложил Халис.

— Сиди, Халис, тебе тоже нужно отдохнуть. Я сам принесу хворост.

Соби стал взбираться по крутому склону, где виднелись сухие деревья. Он поднялся на вершину скалы, высившейся над знакомой пропастью. Вскоре он пропал из вида. Вдруг раздался отдаленный отчаянный крик.

— Что это? — испугалась Авиталь.

— Сейчас вернусь! — поспешно бросил Халис и заковылял в сторону беды.

Халис вернулся. Глаза его были мокры от слез.

— Он сорвался вниз…

— О, несчастная я, о, горе мне!

Авиталь, рыдая, рухнула на землю лицом вниз.

— Я прежде срывалась в эту пропасть! Соби пришел мне на выручку, вынес на себе. Скорей, Халис, вместе спасем его!

— Стой, Авиталь! Он скатился на самое дно. Там клокочет бешеный поток. Я успел заметить, как бурная вода подхватила окровавленное тело. Соби больше нет в живых, и останки его нам не найти…

— О, горе, горе!

Перед глазами Халиса всплыло полное страшной решимости мрачное лицо Соби. “Он не сорвался, он бросился в пропасть. Он убил себя! Пусть Авиталь не знает хоть этого, пусть думает, что по неловкости муж ее соскользнул вниз. И без того довольно с бедняжки несчастий!”

“Соби полюбил меня, — голосила Авиталь, — и прочь гнал мысль о неотвратной потере. Он страшился остаться вдовцом, но Бог пощадил его. Вдовой стала я. Мне достался сей груз. Как славно, однако: ведь не долго нести его!”

***

Старик и молодая женщина спустились с гор в Гилад. Усталых путников встретила Сара. Сдавши дочь на руки матери и предчувствуя великие слезы, Халис поспешил скрыться. Женщины бросились друг другу на шею.

— Ты здорова, доченька? — сквозь слезы радости и горя вопрошала Сара, — тебя дожидаясь, я проплакала все глаза!

— Да, матушка, но душа болит, разрывается…

— Может, отговорим отца, и останешься жить!?

— Я не о том. Я ведь соединилась с Соби и…

— Сердце подсказало мне, что так и будет. Где муж твой?

— Великое горе, матушка! Его нет больше! Он погиб. Сорвался в пропасть, и дикий поток унес израненное тело, — зарыдала Авиталь.

— Какое несчастье! Такая молодая — и вдова! — разразилась слезами Сара.

— Я беременна…

— О, слава богам, есть огонек в ночи! У Ифтаха не каменное сердце! Он всегда был так добр ко мне и к тебе, горой за нас стоял! Он не тронет любимую дочь, не убьет внука!

— Я не боюсь алтаря! Я жертвую жизнью ради мира для народа моего, и разве не в этом истинное счастье? — надрывно произнесла Авиталь, и обильные горькие слезы вновь стали душить ее.

Тут Сара взяла Авиталь за руку, увела в дом, усадила напротив себя и, набравшись духу, выложила дочери всю жуткую правду. Авиталь упала без чувств, и сознание более не возвращалось к ней.

***

Сара умоляла мужа пощадить дочь — хоть ради внука, ведь Авиталь вынашивает дитя! Ифтах остался непреклонен. “Она уверила нас, будто идет в горы горевать о своей безбрачной доле, — отвечал Ифтах, — но на деле отдалась мужчине. Я борец за истину и не прощаю лжи! А Бог не простит мне, если я нарушу клятву Ему! Не знаю даже, что важнее и первее — истина или клятва!”

Ифтах призвал первосвященника, дабы тот помог ему исполнить священную клятву. “Нужно связать эту женщину и возложить ее на алтарь всесожжения!” — торжественно произнес Ифтах. Посланец Господа немедленно откликнулся и отрядил на дело своих учеников. Четверо самых мужественных и сильных длиннобородых скрутили крепкими веревками руки и ноги бесчувственной Авиталь. Огонь пожрал недвижимое тело, и клятва была исполнена, и ложь наказана.

“Ифтах, ты убил нашу единственную дочь и внука во чреве ее, — гневно бросила мужу Сара на утро следующего дня после славного жертвоприношения, — у нас не будет продолжения — ни у тебя, ни у меня. Когда-то мы с Авиталь любили тебя, а ты любил нас. Нам завидовали. Мы были лучше всех, теперь мы хуже всех — жизнью обездолены!”

Ифтах ничего не ответил. Он поднялся на крышу своего нового дома, где его ждал, сидя под навесом, первосвященник.

— Взгляни, вон идут двое, — сказал первосвященник и указал рукой в сторону удаляющихся фигур мужчины и женщины.

— Это Сара и Халис, — мрачно проговорил Ифтах.

— Должно быть, направляются к своим, к кумирникам!

— Должно быть…

— Когда-то я говорил тебе, Ифтах, удалить из дома языческий след — жену и дочь. Ты помнишь ли?

— Помню…