Казалось, ничего не смущало быструю разумом Авиталь, и она уж вполне приготовилась к беседе с отцом. Но тут случилось нечто непредвиденное, а обстоятельства этого рода всегда, смешивают планы. Первосвященник явился к Ифтаху с искательством. Авиталь невольно подслушала, как ее родитель лихо отмел хитроумные резоны визитера и подчинил старика своей воле.
Гордость за отца и вместе с нею необъяснимая неприязнь к посланцу Господа жили в душе девицы одновременно. Поэтому словесная победа родителя подбросила дров в очаг дочерней любви и удержала Авиталь от немедленного разговора с Ифтахом. Хотя, задержка не означала отмены.
2
— Гляди, какое волшебное утро! — прощебетала Авиталь, — снимай скорей с широкой своей спины мою музыкальную чудо-торбу, ставь вот здесь, открывай крышку и живо доставай инструмент!
— Готово! — ответил Соби, — хочешь поиграть на цимбалах?
— Природа вокруг нас ликует, душа музыки просит!
— Играй, Авиталь, нежные звуки и на меня сведут благолепие.
— Сейчас молчи и слушай!
— Неужели всё? — удивленно спросил Соби, — ты и трех минут не играла, а я приготовился вкушать долгое удовольствие!
— Не вкушать, а терпеть, лукавец ты этакий! Знаю: ты музыку не любишь, снисходишь ради меня!
— Музыку люблю, но сдержан в выражении эмоций — расплывчаты они. А ради тебя я на все готов! Кажется, делом доказал, не так ли?
— Это правда! Играла я коротко и не мучила тебя слишком долго, потому что одолевают меня мрачные мысли о скорой войне. Сошедшее на меня благолепие, как ты выражаешься, быстро испарилось.
— И меня эти мрачные мысли точат.
— Ты еще не говорил с отцом о войне и мире, так ведь Соби?
— Пока нет. Аргументами я запасся. Речи свои отрепетировал и на возможные отцовы возражения ответы приготовил. Теперь вот жду подходящего настроения родителя.
— Думаю, дождешься скоро. Лазутчики уведомили Ифтаха, что Наас весьма доволен покупкой боевых колесниц. Собирается даже пир устроить.
— Чем бы ни тешился… А тебе, Авиталь, тоже покамест не представился случай говорить с Ифтахом?
— Я совсем уж было с духом собралась и матушку подговорила помогать мне — она союзница моя в этом деле — но тут случилось событие, коего я никак не ожидала, и дело несколько осложнилось.
— Выкладывай!
— Первосвященник Гилада, старый и немощный, из последних сил взобрался в горы к батюшке моему и стал просить его повести армию против Аммона, и разбить войско отца твоего, и захватить землю аммонитян, и изгнать твой народ, и заселить покоренную страну иудеями. Так, дескать, Бог велит.
— Просьба не малая, что и говорить. Горазд, однако, ваш Божий посланец чужими руками жар загребать!
— За это и не люблю первосвященника и выучеников его длиннобородых. Однако отец мой здорово отделал бывалого святошу!
— Вижу, ты воодушевлена, Авиталь. Гордишься отцом. Расскажи подробнее.
— Для сохранения тайны переговоров, папаша, как и положено, удалил нас, женщин, то бишь меня и мать. Мы привычные. Я расположилась у задней стены шатра и навострила уши. Первосвященник призывал отца возглавить армию Гилада и разгромить аммонитян. Лестью взять хотел: дескать, кроме Ифтаха никто для исполнения сей цели не годится. А взамен — одни обещания.
— Знакомая вещь. Умники, хоть ваши, хоть наши, одинаково думают: мол, обещает человек, а исполнять будут Небеса!
— Вот именно! Как говорится, посулил и забыл. Но отец мой не простак!
— Сие несомненно! Проверено и доказано.
— Справедливых обид и законных претензий у родителя пропасть. Увидал отец, что переговорщик в безвыходности, и положение его шатко. Поэтому потребовал награду предельную. Первосвященник сперва возмутился, потом заупрямился, а батюшка живо укоротил его: “На нет и суда нет!”
— А каковы они, справедливые обиды и законные претензии Ифтаха?
— Тебе, Соби, околичности дела без надобности — то заморочки семейные. А вот действительно важно то, что любовь моя дочерняя с новой силой возгорелась. Потом, как узнала я, первосвященник принял все отцовы условия. Сам понимаешь, Соби, пришлось с серьезным разговором повременить.
— Сдается мне, что Ифтах не столько рад победе над первосвященником, сколько счастлив исполнить хищные заветы Бога вашего. А если так, то убедить отца отказаться от войны трудненько тебе будет.
— Я умная. Справлюсь.
3
— Отец, я вижу ты сегодня весел! — сказал Соби родителю, вернувшемуся домой после пира.
— Да, я весел. Скорее, навеселе! — ответил Наас.
— В честь чего пировали? Колесницы?
— Точно! Огнедышащие драконы войны! И египетские продавцы оружия не жадные, цену назначили умеренную. Я и воеводы мои устроили совместное с египтянами возлияние. Угощение было отменное. Торжество удалось на славу.
— Заметно по тебе, батюшка!
— Эх, Соби, Соби! Может, все-таки, вступишь в мое войско? Назначу тебя для начала малым командиром, превзойдешь военную науку — станешь полководцем. Ты ведь царский сын — положено тебе!
— Отец, тебе известны мои склонности.
— Не склонности это, а причуды! Ну, да ладно. Мать твою обожал, потому и тебя принимаю, каков ты есть.
— Спасибо, батюшка, на добром слове. Надеюсь, не последнее оно.