Авиатор: Назад в СССР 2

Сначала вспомнил, как это все происходило в Армии России. На «губу» под арест меня могли бы поместить только, соблюдая кучу всяких нормативных правил. Основаниями для приема военнослужащих на гауптвахту и их содержания там являются оформленные в установленном законодательством порядке документы: протокол задержания, решение суда и ещё парочка бумажек. В общем, военная полиция должна работать в этом отношении.

Но я же в Советской Армии. Здесь проще. Командир роты на пять суток может своим решением отправить под арест, а вышестоящие начальники и на больший срок. А там, как себя будешь вести. Могут и добавить.

— Старлей, ты чего его приволок сюда? — спросил капитан с отчётливым украинским говором. — Патрульные, в комнату греться, а вы вдвоём со мной.

После того, как мы зашли в дежурку, рослый капитан закрыл дверь на защёлку, включил свет и указал мне на стул. В свете лампы я смог осмотреть себя. Шинель был в каплях крови и ужасно пах водкой. На морозе на так сильно не бил в нос этот запах. Я попробовал снять шапку, но она слегка прилипла к моей голове. Когда потянул, кожу начало щипать.

— И это по-твоему он просто упал? Ему в милицию надо показания давать. Дыхни на меня? — сказал капитан и наклонился ко мне. — Изо рта не пахнет.

— Не пил я. Есть же у вас освидетельствование какое-нибудь? — сказал я, прикладывая руку к макушке.

— Мне и без анализов понятно, что ты не пьяный, а в глубоком нокауте. Свободен, старший лейтенант, — сказал капитан.

Швабрин попробовал что-то возразить, пригрозил рапортом на имя замполита и всеми правдами и неправдами добиться моего наказания.

— Ты ещё здесь? Выйдите, товарищ старший лейтенант, — сказал капитан и Швабрин, не сразу справившись с защёлкой, вышел и мощно хлопнул дверью.

Капитан достал из портфеля небольшой кипятильник, налил в кружку воды из трёхлитровой банки и включил нагреватель в розетку.

— Чаю будешь?

— Спасибо, товарищ капитан, — сказал я, продолжая ощупывать голову.

— Сейчас попьёшь и согреешься. Рану не трогай, в госпиталь тебя отправлю. Полежишь, подлечат, милиционеры показания возьмут с тебя, и будешь учиться дальше, — сказал он, присаживаясь на стул за своим рабочим местом. — Да и давай без звания. Увольняюсь я в запас скоро, так что буду я теперь Александр Петрович.

— Очень приятно. А почему увольняетесь?

— В школу испытателей пойду. Потом на завод устроюсь пилотом.

— И думаете получится? Вот так просто? — удивился я.

— Дорогу осилит идущий! — сказал Александр Петрович, и поднял трубку телефона. — Звоню в училище или как?

Позвонить дежурному, значит начать разбирательство и всё такое. Тем более, это удар по голове, положат в госпиталь, потом ещё заставят осмотры проходить. Связываться с врачами сейчас, когда меньше чем через два месяца лётная практика совсем не хочется?

— Александр Петрович, а вы не против, если я своему человеку позвоню и он решит мой вопрос?

— Давай. В больницу, как я понял ты тоже не поедешь? — спросил капитан.

— Так точно.

В голове была мысль позвонить только одному человеку — Нестерову. Он и с училищем может связаться. Время ещё есть, пока дежурный по училищу не проверил казарму. Главное, чтобы Николаевич не занимался «готовкой» со своей медсестрой Ириной.

— В комендатуре? С тобой вообще не соскучишься Родин! Давай, сиди там. Я пока решу вопрос с училищем. Кто там дежурный? — говорил в трубку Петр Николаевич, когда я дозвонился до него.

— А как ваша... — повернулся я к Александру Петровичу, чтобы спросить его фамилию.

— Пелих, пока ещё капитан Пелих, — сказал дежурный.

Пока говорил его фамилию, чуть трубку не выронил из рук. Надеюсь, это было не так заметно со стороны, поскольку невозможно иметь столько совпадений в этой новой жизни.

Александр Пелих, будущий заслуженный лётчик-испытатель. Освоил огромное число типов воздушных судов и провёл в воздухе несколько тысяч часов. Он будет испытывать МиГ-21 и МиГ-23, а затем и МиГ-29, и ещё много чего. Будет представлять наши образцы на множестве международных авиасалонах и выставках. В 1998году он будет удостоен звания Герой Российской Федерации за мужество и героизм, проявленные при испытании новой авиационной техники. К сожалению, в 2008 году он скоропостижно скончается.

— Петя, это Саня Пелих, — сказал капитан, когда я передал ему трубку. — Да, да, Швабра, утырок, его привёл. Я понял тебя, всё сделаем. Передаю обратно, — сказал Пелих и вернул мне трубку.

— Алло, Сергей, сейчас тебя до госпиталя подкинут, а я встречу..., — начал говорить в трубку Нестеров.

— Зачем? Потом проблем не оберусь с врачами. Обследование на обследовании будет, — сказал я. — Тут лётная практика на носу, а вы меня в больничку.

— Ты немного гонор прибери свой. Голова это тебе не мужской «прибор». Ей думать надо.

— Так я ей и думаю, Николаич. Может, Ирина Сергеевна мне голову обработает и всё, а в долгу я не останусь. Буду должен, как земля колхозам, — сказал я, но Нестеров хорошенько сматерился в трубку, упрекая меня в упёртости.