Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

Королевское воинство пыталось соблюдать все ритуалы придворного быта: обеды проходили в торжественной обстановке, устраивались богослужения и игры, Уильям Уоллер читал свои льстивые стансы, а Уильям Добсон писал портреты — в частности, портрет принца в военных доспехах. Но атмосфера угрозы не рассеивалась, и во всем стиле жизни ощущалась какая-то лихорадочная поспешность. Каждое утро король тщательно проверял состояние обороны города, университетские здания были превращены в казармы и мастерские. В музыкальной школе портные шили мундиры, помещение факультета права и логики стало зернохранилищем, в классах, где ранее преподавали ораторское искусство, изготовляли веревочные лестницы. Эта напряженная жизнь должна была сызмала закалить характер юного принца. Столкнувшись как-то на улице с захваченным в плен офицером армии парламентариев, он осведомился у стражи, куда его ведут. «К королю на допрос», — ответили ему. «Этого малого следовало бы повесить, — процедил принц, — а то отец, глядишь, помилует его». В этой реплике уже угадывается суровый правитель, который впоследствии будет без колебаний расправляться с врагами.

На улицах и в общественных местах Оксфорда сверкали галуны, слышались топот сапог и отрывистые строевые команды. Нельзя умолчать и про пьянство и разврат. В попытках положить этому конец король регулярно издавал прокламации, капелланам было приказано дважды в день читать молитвы перед строем и каждое воскресенье по утрам служить в церкви. Тем не менее даже королевская семья не могла служить образцом праведного поведения. Портреты принца Карла, относящиеся к этому времени, выдают признаки взрослой чувственности. В нем просыпался мужчина. Однажды в церкви, возбужденный присутствием «по-ангельски полуобнаженных» женщин (такова была католическая традиция), мальчик захихикал прямо посреди проповеди. Новый и весьма неудачный наставник принца лорд Беркшир вынужден был ощутимо стукнуть его по затылку своим жезлом.

Генриетта Мария вернулась в Англию с оружием и людьми, и 13 июля 1643 года король в сопровождении принца Карла и герцога Йоркского выехал ей навстречу. В честь этого события отчеканили медаль, на одной из сторон которой изобразили сидящих на троне Карла I и Генриетту Марию; над ними мирно проплывают планеты, а внизу, у их ног, лежит бездыханный Питон восстания. По возвращении в Оксфорд, однако, выяснилось, что в реальной жизни все складывалось не так уж ладно. Королева принялась решительно вмешиваться в политику, которая ей, женщине властной, но не слишком глубокой, казалась чересчур мягкой. Преисполненная решимости воевать до победного конца, презрительно отвергающая вьющихся вокруг нее еретиков, явно довольная способностью вертеть как угодно супругом, Генриетта Мария постоянно стремилась разрушить тщательно выстроенные планы таких добропорядочных англичан, как, например, Эдвард Хайд, королевский канцлер казначейства, недавно посвященный в рыцарское достоинство. Попутно королева предпринимала собственные шаги на дипломатическом поприще. Быстро сообразив, что в лице своего старшего сына она обладает ценным товаром для торговли на европейском брачном рынке, Генриетта Мария начала искать подступы к окружению Анны Марии де Монпансье, двоюродной сестры Людовика XIV Помимо общепризнанной красоты, Большая Мадемуазель, как ее обычно величали за глаза, обладала тремя более важными достоинствами: была баснословно богата, была истовой католичкой и была француженкой. Словом, по мнению Генриетты Марии, идеальная пара для принца Карла.

Пока королева предавалась фантазиям, роялисты летом добились нескольких реальных военных успехов. Взят был Бристоль, второй по величине портовый город в стране, северная армия осадила Гулль, а западная, оставив Оксфорд, сосредоточилась в районе Плимута. В стратегическом смысле ни одна из этих побед не имела решающего значения, и даже в то время, когда к королю стекались победные реляции, парламентские войска продолжали укреплять свое положение. У Марстон-Мура они отважились на дерзкую ночную атаку. Кромвель и сэр Дэвид Лесли обратили в бегство роялистскую кавалерию, а затем разбили и пехоту. Впоследствии стало понятно, что именно это сражение и ознаменовало переломный момент в войне; роялистское дело покатилось под уклон. Все это сказалось и на семье принца. Королева, тяжело переносившая очередную беременность, решила, что в Оксфорде рожать слишком опасно, и переехала на запад, а оттуда — во Францию, г Де, подвергаясь унижениям, о которых прежде и помыслить было невозможно, продолжала свои все более и более безнадежные дипломатические попытки женить сына.