Сам будучи римлянином, я и раньше сражался со своими соотечественниками, хотя и скрепя сердце. Но я никогда не бился с римлянами под знаменем чужеземной царицы и не участвовал в походе против своей страны и своих сограждан, как если бы они были размалеванными варварами в какой — нибудь заморской провинции, которых мы призваны покорить.
Я давно уже не молод, и силы мои не те, и потому прошу дозволения тихо вернуться к себе домой. Ты мой командир, и я не сделаю ни шагу без твоего приказа. Если ты не сочтешь возможным освободить меня от моей присяги, я встречу это твое решение с достоинством, с которым, я верю, прожил всю свою жизнь.
Несмотря на наши разногласия, я был не столько врагом тебе, сколько другом Марку Антонию, с которым знаком со времени нашей совместной службы под началом твоего покойного отца, божественного Юлия Цезаря, доверившего нам командовать его легионами. Все эти годы я старался хранить верность Риму, оставаясь при этом преданным человеку, которого считал своим другом.
И вот настало время, когда я больше не могу оставаться верным и тому и другому. Будто околдованный, Марк Антоний слепо следует туда, куда ведет его Клеопатра, движимая лишь своим непомерным честолюбием, конечная цель которого — покорение мира, передача его по наследству своим потомкам и превращение Александрии в мировую столицу. Мне не удалось убедить Марка Антония не становиться на сей гибельный путь. В тот самый момент, когда я пишу эти строки, войска со всех азиатских провинций прибывают в Эфес, чтобы присоединиться к злополучным римским легионам, которые Антоний собирается бросить против Рима; двери сокровищницы Клеопатры широко открыты для нужд войны с Италией; сама Клеопатра постоянно находится при Марке Антонии, неустанно разжигая его ненависть к тебе ради осуществления собственных честолюбивых замыслов. Говорят, впредь она собирается наравне с ним командовать войсками, даже в битве. Не только я, но и все его друзья умоляли его отослать Клеопатру обратно в Александрию, чтобы ее присутствие в войсках лишний раз не провоцировало ненависть римских солдат, но он или не хотел, или не мог этого сделать.
Итак, я оказался перед выбором между идущими на убыль дружескими чувствами к одному человеку и непоколебимой любовью к моей родине. И вот что я решил: я возвращаюсь в Италию, отвергнув безумную затею Антония на Востоке, и так думаю не я один. Я всю жизнь провел среди солдат и, смею надеяться, знаю, что делается у них в душе: многие откажутся сражаться под знаменами чужеземной царицы, а те, кто поддался обману и остался с Антонием, пойдут на битву с тяжелым сердцем и без большого желания, и потому их сила и решимость будут не так велики.
Я протягиваю тебе руку дружбы и предлагаю свои услуги; и если ты не можешь принять первое, то, возможно, найдешь применение второму.
Наконец я подошел к рассказу о событиях, приведших к битве при Акции и в итоге к долгожданному миру, веру в который народ Рима почти потерял.
Марк Антоний и царица Клеопатра, собрав свои силы на Востоке, перебросили их сначала на остров Самос, а оттуда в Афины, где расположились на время, неся угрозу Италии и миру. В период второго консульства Цезаря Августа я был эдилом в Риме; по истечении срока наших полномочий мы целиком посвятили себя восстановлению итальянских армий для отражения восточной угрозы и посему вынуждены были многие месяцы провести вдали от Рима. Когда мы наконец вернулись обратно в Рим, то обнаружили, что сенат попал под влияние сторонников Антония, являвшихся врагами римского народа; мы решительно выступили против них, и, когда им стало ясно, что их попытки подорвать порядок в Италии провалились, они, включая обоих консулов на текущий год и триста сенаторов, потерявших веру в свою родину и неспособных на любовь к ней, покинули Рим и Италию и присоединились к Антонию, не встретив на своем пути никаких препятствий или угроз со стороны Цезаря Августа, который обозревал их бегство с печалью, но без гнева.
Тем временем на Востоке солдаты, сохранившие верность Риму, сначала десятками, а потом и сотнями, отвергнув ярмо чужеземной царицы, пробирались в Италию; от них мы узнали, что война неизбежна и ждать ее недолго, ибо силы Антония таяли с каждым днем, и если он будет продолжать откладывать поход, то окажется в полной зависимости от своенравных и неопытных воинов — варваров и их азиатских командиров.