Август

Так случилось, что Агриппа, который лучше любого из нас знал язык, образ мыслей и нужды солдат, встретился с трибунами, центурионами и простыми легионерами, в свое время воевавшими под началом Цезаря и любившими его, и просил их использовать свое положение и известную преданность делу, дабы умерить бессмысленные разногласия, возникшие между Марком Антонием и Октавием (которого он при них называл Цезарем). Заверенные в любви к ним Октавия и убежденные в том, что Антоний не сочтет их усилия за мятеж или измену, они стали действовать.

Сначала они (всего несколько сотен человек, насколько мне известно) с нашей подсказки отправились маршем к дому Октавия на холме. Было очень важно, чтобы они первым делом пошли именно туда, как ты поймешь позже. Октавий прикинулся удивленным, выслушал их призывы протянуть руку дружбы Антонию и обратился к ним с небольшой речью, в которой простил Антонию его оскорбления и согласился навести мосты. Как ты уже догадался, мы позаботились о том, чтобы последнему стало известно о предстоящем визите. Если бы они появились у его дома без предупреждения, он мог бы неверно истолковать их намерения и принять это за ответ на его угрозы Октавию.

Но он знал, что они теперь направятся к нему; я часто пытался представить себе его гнев и бессилие, когда он дожидался их один в огромном дворце, когда-то принадлежавшем Помпею и присвоенном Антонием после смерти Цезаря. Он знал, что у него нет другого выбора, кроме как терпеливо ждать, и, возможно, именно тогда ему на мгновение приоткрылось его собственное будущее.

По наущению Агриппы ветераны настояли, чтобы Октавий присоединился к ним, что он и сделал, хотя отказался от всяческих почестей и пошел в хвосте делегации. Должен признать, что Антоний держался с достоинством, когда мы вошли к нему во двор. Один из ветеранов приветствовал его; он выступил вперед и вскинул руку в ответном салюте; затем прослушал речь, с которой Октавий уже был знаком, после чего согласился на примирение, но оставался немногословен и несколько угрюм. Потом вперед вышел Октавий и в свою очередь приветствовал его, он ответил ему тем же; ветераны разразились радостными возгласами. Мы задержались ненадолго, но я навсегда запомнил: когда они подошли друг к другу, чтобы обменяться рукопожатиями (а я стоял совсем рядом с ними), я заметил сдержанную полуулыбку признательности на лице Антония.

Это ознаменовало наш первый небольшой шаг к власти, и это было только начало.

Я утомился, дорогой Ливий. Напишу тебе опять, как только позволит здоровье, ибо остается еще много всего, о чем я мог бы тебе рассказать.

P. S. Надеюсь, ты будешь осмотрительно использовать то, что я тебе сообщил.

X

Письмо: Марк Туллий Цицерон — Марку Юнию Бруту (44 год до Р. Х.)

События последних нескольких месяцев приводят меня в отчаяние: Октавий ссорится с Антонием — и у меня появляется надежда; они преодолевают свои разногласия и появляются на публике вместе — и меня охватывает страх; они снова ссорятся, в воздухе носятся слухи о заговорах — и я недоумеваю; и опять они приходят к согласию — и опять нет мне покоя. Что все это значит? Знают ли они сами, что делают? Из-за их постоянных ссор и примирений весь Рим в смятении, и память об убийстве тирана по-прежнему живет в народе. Тем временем сила и популярность Октавия продолжают расти. Ко мне иногда закрадывается сомнение: неужели мы недооценили мальчишку, но я снова и снова убеждаюсь, что это лишь стечение обстоятельств, благодаря которым он представляется значительнее, чем есть на самом деле. Впрочем, не знаю — все так неопределенно.

Я посчитал необходимым выступить против Антония в сенате, хотя это и чревато для меня последствиями. В частных беседах Октавий меня полностью поддерживает, но публично об этом предпочитает не говорить. В любом случае Антоний теперь знает, что я его непримиримый противник. Он угрожал мне всяческими карами, так что я не рискнул оставить свой второй адрес в сенате; впрочем, он все равно будет разглашен и станет известен всему миру.

XI

Письмо: Марк Туллий Цицерон — Марку Юнию Бруту (октябрь, 44 год до Р. Х.)

Безумие, чистое безумие! Антоний поднял македонские легионы и выехал к ним в Брундизий; Октавий составляет списки уволенных в запас ветеранов Цезаря в Кампании. Антоний намеревается двинуться в Галлию против нашего друга Децима, как бы для того, чтобы отомстить за убийство, а на самом деле чтобы укрепить свою власть за счет галльских легионов. Ходят слухи, что он собирается пройти с войсками через Рим, дабы показать свою силу Октавию. Неужели в Италии снова вспыхнет война? Можем ли мы вверить наше дело в руки юнца, да еще с таким именем, как Цезарь (так он себя сам называет)? О Брут! Где же ты теперь, когда Рим так нуждается в тебе?

XII