— Получается, есть надежда, что это их воздействие направлено на добро? Вы рассказывали о выпускниках, которые тут будто лотерею выиграли.
— Надежда есть. Но и не удивлюсь, если завтра нам сообщат, что она перерезала себе вены.
— Кейн! Не будь таким пессимистом!
— Это не пессимизм. Реализм. Пойдем в мое место, а то ждать еще долго.
Мы забрались на склад и разместились на старом диване. Пыльно и очень мало света, но оттого почему-то уютно. И совсем нестрашно с таким защитником, которого другие демоны избегают.
— Кейн, — я теперь говорила тише, будто в этом месте запрещено повышать голос, — я вот все думаю… Если духи бессмертны, то вы с Дастином тоже?
— Хочешь проверить? — он усмехнулся.
— Нет. И вы вряд ли это проверяли… при условии, что вас было не трое. Но сам как думаешь?
Он подумал немного:
— Смертны. Совершенно точно. Мы чувствуем это — почувствовали сразу после разделения. И в одной из книг нашли объяснение: «Бессмертный дух не может создать новую жизнь, не заплатив за это своим бессмертием». А мы, как ни крути, создали вторую жизнь.
Я смотрела на его профиль теперь с еще большим интересом:
— Жалеешь об этом? Ну, что мог быть могущественным бессмертным существом, а стал почти обычным человеком?
— Честно? Жалею. Оно того не стоило.
Я почему-то именно такого ответа и ждала, потому рассмеялась тихо.
— А объединиться назад не получится?
— Нет. Говорю же, мы создали новую жизнь. Две разные сущности. За это и заплатили бессмертием. Это как от растения кусок оторвать и пересадить. Новое было частью старого, но перестало им быть. Каждое может расти и развиваться, но целым быть навсегда перестало.
— Ого! Тогда кто из вас новая жизнь, а кто старая? Кого из вас от кого оторвали и пересадили?
Кейн почему-то молчал. Показалось, что в этой затянувшейся паузе есть больше, чем размышления о пересадке растений.
— Кейн, — я не выдержала, — ты этого не знаешь?
— Я новая жизнь, уверен. Единая сущность просто исторгнула из себя самое худшее. Так родился я. Но мы никогда это с Дастином между собой не обсуждали.
— Самое худшее?
Мне до дрожи в пальцах захотелось коснуться его руки. Как это — жить с осознанием, что ты не просто кусок старого растения, но еще и худший кусок? Вырезанная раковая опухоль, которая каким-то образом продолжила самостоятельное бытие.
— А как иначе?
Все. Я не настолько сдержанна, чтобы вытерпеть это невыносимое жжение внутри. Не стала себе отказывать и обняла его.
— Эй, ты что творишь? — он попытался меня отлепить от себя.
— Знаешь, для самого худшего ты получился очень даже ничего!
— Отстань! — Кейн начал смеяться.
Я чмокнула его в скулу. Если он и есть истинное зло, то только добром и поддержкой его можно удерживать в приемлемых рамках. А потом поцеловала в щеку еще раз и еще, думая, что этим только сильнее развеселю. Однако Кейн замер. От его напряжения я мгновенно напряглась и сама.
Встретились взглядами. Застыли. И будто что-то перемкнуло.
— Извини, Кейн…
Не мой голос. С трудом выдавлена каждая буква. Глаза у него настолько черные, что зрачки невозможно отличить от радужек. Если только обратишь на это внимание, мысли пропадают. Чернота всасывает, лишает силы воли. За затылком верещит приглушенное сознание: «Оттолкни! Ты уже поняла глубину этой паузы! Останови!» Но заставить себя совершить подобное — выше человеских сил.
— Это ты меня извини, — он обхватил ладонями мое лицо и резко притянул к себе.
Раздавило каким-то чудовищно тяжелым желанием — таким, которое вырывается стоном еще до того, как его язык коснулся моего. Никакой нежности. Ничего общего с лаской. Каждый выдох — громкий, рваный, почти как рыдание. Еще ближе. Я вцепилась пальцами в его волосы. Потом опомнилась и оттолкнула. Кейн вообще не обратил внимание на сопротивление и снова впился в губы. Попытался отстраниться сам, но я спонтанно потянулась к нему — и теперь он не выдержал: снова вжал в себя до боли. В поцелуе привкус крови. На глаза наворачиваются слезы от внутреннего сопротивления.
Подкинул в воздух, ударил спиной о диван, прижал всем весом сверху. Я обхватила его ногами и со стоном выгнулась. Нас сдерживала только одежда. Собрав всю силу воли, снова попыталась оттолкнуть. Кейн от слабого удара будто подлетел и тут же метнулся в сторону, упал на пол.
Задыхаясь, я села. Он переводил бессмысленный взгляд с пола на меня, на стену, на пол.
— Я… — начал сам, едва выдавив этот звук.
Как только смогла говорить, поддержала:
— Мы… Что это вообще было?
Он поднялся на ноги, пошатнулся. Дал и себе, и мне несколько минут на то, чтобы успокоиться.
— Страсть. Страсть, как она есть. И теперь можем вручить друг другу по медали. Вряд ли кто-то еще на нашем месте бы остановился.
— Откуда это взялось? — недоумевала я. Но тоже пыталась рассуждать здраво. — Я даже сейчас смотрю на тебя и меня как будто током прошибает. Это потому что ты воплощение худшего искушения?
— Не знаю… Да, наверняка. Спишем на это. Хотя до сих пор на меня так никто не набрасывался, — он теперь даже смеяться пытался.
— Я набросилась?! А ты? Ты-то с чего сорвался?
— Понятия не имею.