Ave commune!

– Обратить его в равенство! – раздался крик из толпы, который моментально разлетелся как чума и его подхватили тысячи человек, в один голос скандируя. – Обратить в равенство! Обратить в равенство! Обратить в равенство!

Голова Фороса склонилась в лёгком кивке, и рука обратилась ладонью к народу, чтобы успокоить его:

– Тише-тише! Я понимаю ваш гнев и негодование, а посему я приступаю к первой стадии «Обращения в равенство»!

После гортанного грохота из храма вышли два человека, в серо-красных одеяниях мешковатого типа, чьи руки обременил небольшой сияющий белым пластиком сундучок, грохнувшийся возле ног Фороса и сию секунду раскрывшийся.

– При обыске комнаты Пауля ППС-1288 было обнаружено несколько предметов из лично-дозволенного имущества, – стал говорить Форос о предметах, которые выделяются народом для личного пользования человеку и список которых строго закреплён, чтобы не дать ему больше, чем он заслуживает.

– Но это не всё! – добавляет протоколист.

– Да, вместе с этим мы нашли имущество лично-чувственного характера. Среди этого – серебряное кольцо, значок двуглавого орла, железный, перьевая ручка из дерева и деревянный кулон с оттиском двух неустановленных лиц. Что ж, теперь всё это принадлежит Директории Коммун и её народу! Пользуйтесь, партийцы!

Как только Форос это огласил, лицо Пауля попыталось обратиться к иерарху, чтобы выкрикнуть проклятье, но не хватило сил, ни моральных, ни физических, он еле как на ногах стоит, и оно так и осталось прикованным к груди. А массы народа придаются ликованию и радости, ведь теперь они будут пользоваться чужим имуществом, которое обобществили».

«У этих псов разве нет ничего святого?!» – яростью зажглась жарким пламенем в Давиане. – «Это кольцо подарено ему отцом… это же его семейная реликвия!» – говорит про себя юноша, вспоминая, что Пауль в своё время всю ночь потратил на поиски кольца, когда его потерял, а деревянный кулон – это подарок ему и сестре матерью. – «Они не могут так просто это забрать! Это же народное воровство!»

– Продолжаем! – горло Фороса выдало оглушительное слово, давая знать, что этому существу микрофон с динамиками не нужен. – У нас есть доказательства его мятежного поведения.

Шестипалая ладонь уставилась в народ и из сердцевины вывались лучи и пучки света, которые соткали из частиц освещения голографическую анимацию, которая показала момент свершения преступления.

Давиан смог разглядеть, что это уже не то, что ему показывал Форос вчера. На этот раз видео… монтировано. На нём Пауль без разговора, подходит к милиционеру, наносит удары не книгой, а мясницким топором, а в конце… отрывает голову. После жестокой расправы он сколачивает на быструю руку команду отменного зверья, которая начинает… убивать мирных партийцев и забирать их имущество себе.

В этот момент, когда глаза юноши с возмущением смотрят на безобразное враньё, в разуме всплывают слова, как-то сказанные Форосом на одной из проповедей: «Среди лжи есть благая, но это только такая ложь, которая творится, чтобы защитить коммунистические устои и народ коммунальный».

И по-видимому сейчас Форос откровенной ложью пытается «защитить» устои, нагнетая обстановку вокруг ситуации и желая продолжить процедуру народной экзекуции, да потешить людей, для которых подобные суды стали истинной отдушиной в сером безрадостном мире.

«Это же ложь!» – было хотел выкрикнуть Давиан, и понял, что если он сделает это, то его завернут как пособника мятежа.

– Вот видите! Видите! – разразился криком Форос. – Это проявление человечности древности, когда люди поклонялись чувственному мировосприятию. Они были злы и вероломны, предавали во имя собственности и чувств великие идеи коммунистического развития! Вы видели всё, так какой же вердикт вынесет народ!?

И снова поднятые к небесам руки с кулаками и истошный вопль толпы, средь которого можно различить только одну фразу:

– Обратить его в равенство!

– Хорошо, – скрежета горловой механикой согласился Форос и его посох ловко подсёк ноги Паулю, отчего тот рухнул на колени и едва не вышел из сознания.

– Так его! Так! – ревёт толпа.

– Начинаю вторую стадию обращения в равенство. За сим я назначаю тебе, приблуда антикоммунистическая службу народу плотью твоея, телом своим ты окажешь услуги людям простым, тем самым равняясь с ними. Я даю тебе три года искупительной службы в «Храме коммунистического полового учения имени товарища Калантай»!

«Его сделали общественной собственностью» – с горечью констатировал Давиан и его мысли едва не потерялись средь сумасшедшего народного улюлюканья, и юноша видит, что всеми силами из его друга пытаются выхолостить человечность, сравнять с ничтожеством.

Давиан видит, как поник лицом Пауль, как его глаза сделались мокрыми, и засияли на щеках слёзы, но это не успокаивает одурманенный люд, продолжающий истошно верещать.

– Да что же творится? – никому не слышимый шёпот доносится от Давиана и только один человек его уловил и ответил на него тихим женским голосом:

– Обращение в равенство. Вот что творится.