Ave commune!

После вопроса Юля, ощутив, как её ноги устают стоять, переместилась на подоконник и села рядом с Давианом, прикоснувшись спиной к прохладной стекольной глади окна.

– Они тоже признаются равными среди равных, вот умора – человек стал равен орудию. Партия посчитала, что хорошо было бы уровнять человека с андройдом, дать им равные права и обязанности.

– А зачем?

– Я думаю, ты и сам понимаешь, без моего ответа, – ухмыльнулась Юля,

Она не стала говорить, что если постоянно говорить человеку, что он орудие Партии, беспрестанно пси-методами из его сознания ваять мышление орудия, и давать равные права с тем, что реально бездушный кусок металла и переплетение паутины нитей из проводов, живое существо начнёт думать, что оно действительно инструмент. Юлия не стала это говорить, зная, что Партии это не понравится, это значило бы огласить истину о жизни, а это не нужно «выразителю народной власти», незачем давать людям лишний повод для раздумий.

– Во всяком случае, так решили старшие и средние товарищи, значит, так тому и быть, – сказала девушка, намеренно отделив часть партийцев от остальных людей, возвысив их над остальным народом, явно показав, кто истинный воротила всех дел в стране.

– А что нужно сделать, чтобы попасть в средние и старшие партийцы?

– Тебе зачем?

– Может, я хочу стать партийцем среднего звена. Или даже старшим. Вот и собираю сведения, чтобы знать, как это сделать.

– О-о-о, Давиан, ты далёк от этого, как

– Это ещё почему? По-твоему, я разве недостоин, быть средним партийцем?

– Здесь дело не в достойности, а… как бы так выразиться…

– Говори, как есть.

– Партия ищет тех, кто бы стал продолжателем её дел, кто бы ревностно и фанатично хранил веру в её догматическое учение. Власть ради власти. А для этого нужны самые рьяные и верные. Дело не в способностях, а в вере.

Всеобщий шорох и стремление к построению не позволили Давиану попытаться поразмышлять над словами Юли, и он подскочил с подоконника, спеша встать в строй таких же равных, как и он.

На этот раз рядом с Лиром и Милошем в цепях оказалась два человека, накрепко сдерживаемые цепким хватом высоченных и широких мужчин, с капюшонами на голове. Они кинули двух пленников под ноги двум милиционерам.

– Что ж, пришло время заседания ещё одного народного суда, – объявил Милош. – Доказательства в зал.

Давиан всмотрелся в тех, кого им привели. Парень, такой же щуплый и худощавый как прежний, истощавший от скудного питания, со светлым измаранным запёкшейся кровью волосом и созерцающий всё происходящее жалостливым смотрением серо-серебристых глаз. Рядом с ним такого-же сложение девушка, только её щёки и плечи затмеваются ореховым немытым волосом, а на мир смотрят голубые очи, в которых вьётся страх. Неожиданно юноше стало жалко их – побитые, обруганные и парень догадывался, за что их могут судить, но всё же, монотонное чтение Ксомуна «О народном суде», вернуло его от сочувствия к бесчувственному созерцанию на картину народного правосудия.

– Эти жалкие существа думали, что заклеили все камеры, – резкий грубый бас разорвал тишину и обращая экран планшета к людям. – Вот вам доказательства их антинародного святотатства.

– И в каком преступлении они обвиняются? – прозвучал вопрос из строя «судей».

– Сейчас сами всё увидите.

Экран запестрел изображениями того, как обвиняемые парень и девушка в одной из маленьких комнатушек парень и девушка милуются, но и этого хватит, чтобы обречь их на забвение и поругание. Два десятка глаз одномоментно обрушили осуждение и ярость во взгляде на крамольников.

– Несанкционированные отношения, способные вызывать появление такого антикоммунистического института, как семья, – вменил им Милош. – Они не захотели быть равными в безродстве, и грубо нарушили порядки равенства.

Всё как говорил Форос. Давиан смотрит на богато развёрнутое представление, где народу дали почувствовать на секунду себя властью, и спрашивает себя «Зачем?». Неужели союз между женщиной мужчиной настолько опасен для Партии, что она готова удушить тысячи судеб во имя идеи… или власти. Но зачем? Чем это будет мешать Партии, какую угрозу это несёт для неё? Зачем нести смерть тому, что с виду безобидно? Партия стоит на фундаменте из идей, а вытащи что-нибудь из идейной структуры, и она бы рухнула, ибо основа уже держит. Зачем нужна Партия, если она больше не выражает идеи, на которых воздвигнута власть.

Неожиданно Давиан ощутил фибрами души истину, что и народ, и Партия стали жертвами идейной гонки. В отчаянии прежних времён они искали истины, которые бы их привели к процветанию и, нащупав их в постулатах левого движения, ощутив сахарную правду о равенстве, создали Директорию – нечто жуткое, ставшее жертвой нового порядка и безумных амбиций, где всё извращено шрамами прошлого мира.

Давиан слышал мрачный приговор и безмолвно наблюдал за тем, как пистолет содрогается, приводя в действительность «народное правосудие!» и его мучает один вопрос – «Неужто всё это во имя равенства?».

Глава шестая. «Коммунизатор»

Десять часов утра.