Ave commune!

Чувства и мысли Фороса впились в жалость к самому себе; он ошибся в выборе помощника, вознамерился из дитя Рейха сделать достойного партийца, но его стремления оказались провальны. Его изъедает мыслью о том, что он не смог достойно послужить народу и больше всего его коробит, что он не справился, не смог покорить и сломить человечность в Давиане.

«Я – Форос, и не смог победить какие-то мысли и жалкое чувство жалости. Как он не смог понять, как он отверг идеалы Директории? Проклятый глупый идиот меня подвёл, опозорил и унизил перед товарищами».

– Он посмел прервать народное судилище, чем попрал святую волю народа к просудится. Он поставил частно-личный интерес партийцы, подлежащего суду, выше общественных устремлений осудить. И вы говорите, что вред, который он нанёс, был мал?

– Хм, – задумался Форос и вытянулся во весь рост; его спина проскрипела, чем вызвала сноп испуганных взглядов помощников народного комиссара. – Раз так, то зачем вы пришли ко мне? Зачем всё это?

– Я должен вас предупредить, чтобы не случилось недопонимании и конфликтов в дальнейшем. Такова народная воля, изложенная во время голосования.

«Народная воля» – фыркнул в мыслях Форос, пригнувшись. – «Как будто народ знает, как верно управлять… ох, простите меня первокоммунисты за мысли еретические».

– Я пойду тогда с вами, – тихо проскрежетал Форос. – Я должен с ним встретиться, посмотреть на предателя.

– Думаю, я должен протестовать, – на этот раз голос народного комиссара стал оттенять аккуратностью. – Вы останетесь здесь.

– А ты попробуй меня останови! – горло Фороса выдало громоподобное рычание, его тело резко вытянулось и его макушка достала до самого потолка; иерарх возвышался над более мелкими помощниками комиссара, став подобным грозному полубогу, от которого в стороны разошлись одиннадцать человек.

– Хорошо, – нехотя соглашается Кас и делает шаг в сторону железной двери. – Мы выступаем, немедленно.

– А где его местонахождение? – цепляется Форос. – Вы же не знаете, где он, не так ли?

– Ошибаетесь. Народное око уже знает, где он и с кем ошивается, а по сему, мой отряд выдвигается согласно координатам.

Форос и Кас ринулись в узкий коридор, сквозь который механический иерарх протиснулся как червь в тоннеле и, сшибая, давя каждого, кому не посчастливится оказаться на его пути. Его тело заняло весь объём коридора, металлическими частями оставляя заметные царапины на бетоне, осыпая полы крошкой, которая скоблится и песком спадает.

– Да это какой-то псих, – раздался голос сзади, комиссар тут же замахнулся на подчинённого, приказывая ему помалкивать:

– Молчать, если не хочешь, чтобы он тебя посохом отделал, – и шепотом продолжил. – Мне рассказывали, что его системы мышления нестабильны, и вы это видели.

Форос вышмыгнул на улицу, с такой силой пихнув дверь, что её сорвало петель, и под металлический звон он упала на улицу, едва не зашибив какого-то партийца. Люди у здания поспешили разбежаться прочь от разъярённого иерарха.

– Где он!? – взревел Форос.

– Судя по полученным данным, он находится на малой площади Народного Благополучия. Это недалеко отсюда.

– Я знаю где это! – крикнул Форос и ковыляя, испытывая тяжесть от собственного веса и круша уличную плитку посохом, он ринулся куда-то вправо; длинные ноги несли его, будто металлический партиец летит на крыльях ветра и комиссар с помощниками медленным бегом плетутся за ним.

Люди со всех сторон разбегаются прочь, пытаются укрыться от лавины металла и гнева в нём, который словно не видит ничего, несётся очертя голову и вот-вот задавит кого-нибудь. Ему на пути попался мальчуган, лет десяти, но это не остановило Фороса который как адский локомотив идёт вперёд и только помощник комиссара, ускоривший за последние полминуты с трудом обогнал иерарха и одёрнул мальчика в последний момент, едва сам не получив ранение головы.

– Ты смотри под ноги!

– Заткнись! – огрызнулся Форос в сторону комиссара.

Спустя несколько минут блужданий по городу, они всем скопом вывалились на площадь, которая представляет собой большой       кусок земли, уложенный монотонными серыми плитами, посреди которых выставлена медная статуя – человек в пиджаке, брюках и сапогах, в руках которого нашли своё место коробка под подмышкой и авоська с продуктами. Вокруг статуи бродит пара десятков человек, среди которых толпа выцепила троих – одного парня в сером объёмном балахоне, девушку в длинной серой куртке и ещё одного юношу, в чёрной кожаной одежде.

– Давиан!!! – как раскат грома, раздалось яростное рычание Фороса, после которого большинство партийцев поспешили убежать с площади, оставив лишь охотников и жертв наедине с воющим холодным ветром позднего декабря.

Юноша ошарашенно мотнул головой, девушка же спряталась за парня, цепляясь за тонкий балахон.

– Ай! – парень взялся за шею, когда повергнулся; его руки слегка задрожали от страха и шальных нервов.

– Давиан! – немного тише закричал Форос и, чеканя шаг о плитку, двинулся к виновнику преступления, царапая посохом камень.