Аватары тьмы

Клавдия пожала плечами, а я закрыл глаза и свернулся на полу калачиком — со мной творилось что-то жуткое… словами неописуемое, я будто взлетал и падал одновременно, от чего сильно тошнило и продолжало звенеть в голове, пока меня вдруг не захлестнул холодный поток воды, вынуждая сесть, кашляя и отплёвываясь.

«О! — обрадовано сказал Павел, отставляя в сторону пустое ведро. — Видишь? А ты говорила: не поможет!»

«Ты хоть что-нибудь соображаешь, Антон?» — поинтересовалась его жена.

Я только молча таращился на неё, смаргивая текущую в глаза воду.

Отложив наконец свою ужасную сковородку, Клавдия вытащила откуда-то фотокарточку размером с половину книжной страницы и сунула мне её прямо под нос: «Узнаёшь?»

Конечно, я узнал: это была Марина — с таким пронзительно живым взглядом, словно душа её, уйдя из тела, теперь смотрела в наш мир через снимок.

Я протянул руку: «Можно?»

Клавдия отдала фото, и я осторожно принялся его поворачивать, то придвигая, то отодвигая подальше — эффект живого взгляда сохранялся при любом положении. Как странно! Я и раньше выдел много фотографий умерших, но никогда такого не замечал — да и как мог заметить, если мне доподлинно известно, что на самом деле происходит с душами людей, когда они уходят из тела? Ведь я же устранитель!.. Был… Был устранителем, ибо я чувствовал, вот прямо сейчас, остро чувствовал, глядя на это нежное веснушчатое лицо с сиявшими глазами, что я больше никогда не стану делать то, что делал раньше. Я изменился!

«Марина», — прошептал я, вдруг отчётливо понимая, что готов отказаться от своего предназначения устранителя только лишь для того, чтобы, несмотря на все свои знания об устройстве Вселенной, видеть такой вот живой взгляд Марины и верить, будто сейчас душа её смотрит на меня прямо через это глупое, напечатанное на обычном принтере фото!

Не знаю, сколько бы я ещё мог сидеть и таращиться на снимок, если бы Павел не тронул меня за плечо.

«О чём ты думаешь?» — настороженно спросил он.

Я оторвался от созерцания и перевёл на него взгляд: «Кто я?»

«Да ты что, бес тебя раздери, опять всё забыл, что ли?!» — разъярилась Клавдия, однако, помимо злости, в голосе явственно слышался ужас от того, что причиной новой амнезии мог стать её удар сковородкой.

«О чёрт!» — нахмурился Павел, всматриваясь в моё лицо.

Их страх доставил мне удовольствие, и я специально затянул с ответом, наслаждаясь растерянностью обоих.

«Что будем делать?» — напряжённо спросила Клавдия.

«Успокойтесь! — смилостивился я. — Меня зовут Антон, и я помню, кем был и что делал. Однако это было раньше, а теперь я уже не могу быть тем устранителем… Всё изменилось, и я больше не знаю, кто я».

Запись 7

На мой вопрос «Кто я?» Павел ответил: «Ты — человек!».

Тогда я не согласился, но теперь, подумав, решил всё-таки придерживаться этой версии, хотя вспомнил всё и прекрасно знаю своё происхождение. Однако Клавдия убедила меня: то, что я никогда не рождался и у меня нет родителей, в данном случае роли не играет.

«Знал бы ты, какие жуткие нелюди вырастают порой из самых обычных младенцев!» — сказала она.

«Да, продукт не есть то же самое, что производитель», — философски заметил Павел.

Я попросил пояснить, и он сказал: «Ну, вот взять, например, такой продукт, как интеллект. Он может быть человеческим, а может — компьютерным, и тогда его называют искусственным. Однако если этот интеллект способен мыслить не хуже человеческого, то в чём разница? В том, что произведён он электроникой, а не органикой? И что? Это ведь отличие производителя, а вовсе не того, что произведено! Сам продукт-то тут при чём? Интеллект он есть интеллект, разве не так?»

«Так, — кивнул я и принял аргумент Павла как опору для самоопределения, а потом уточнил у Клавдии: — А кто такие «нелюди»?»

«Это те, кто творит зло нечеловеческое, — туманно ответила она и, увидев моё замешательство, добавила: — Одного ты знаешь — он Марину убил».

«Самозванец!» — воскликнул я, и сразу же все пояснения обрели окончательную ясность.

«Не он один, таких много», — последовал ответ Павла.

«И уничтожить одного, да даже десять, — недостаточно!» — поддержала его жена.

«Значит, уничтожить надо не только продукты, но и их производителей», — понял я и вдруг ощутил нечто новое: оно было как волна и захлестнуло всё моё существо, пропитав сознанием правоты и желанием действовать.

Нет, я, конечно, и раньше испытывал такое желание, только возникало оно не изнутри, а потому что мне приказывали. Я должен был что-то сделать, и делал, однако, если приказ вдруг отменяли, отступал без всяких мыслей и переключался на другую задачу. А сейчас! О, сейчас всё стало по-другому: потребность действовать определённым образом была моей собственной, и никакие сторонние силы не могли заставить меня от неё отказаться.