Аватары тьмы

— Да, — перед глазами всплыла «чёрная дыра» светака похитителя, из которой тогда, в электричке, читались не только его действия, но и ощущения той малышки, её смерть. Вдруг стало понятно: будь она жива — увидеть через другого человека, что девочка чувствует, как умирает, — было бы невозможно. Именно убийство пробило ту жуткую «дыру», навсегда записав в неё мучения жертвы, и теперь, даже если мужика не поймают люди, от высшего возмездия ему уже не уйти — это интуитивное знание, можно сказать откровение, осенило Веру мгновенно, словно молнией ударило. — Он убил её, Иван Игнатьевич. Это точно. К сожалению.

— Что ж, если так, то особой срочности нет, ведь девочке уже не помочь… Однако если вы её по фото узнаете, то потом нужно будет составить портрет убийцы. Ну, а после — посмотрим, как всё это использовать… В общем, придёте в отделение, там ребята разберутся. Когда вам удобно?

— Давайте завтра, — чуть подумав, решила Вера. — С утра. Можно?

— Конечно, Вера, я позвоню — предупрежу там всех, чтобы были готовы.

— Спасибо, Иван Игнатьевич, а то мне эта мёртвая девочка покоя не даёт, вдруг вам удастся как-нибудь прижать этого гада!

— Будем надеяться, Вера, — голос Василькова стал совсем тихим, было слышно, что он сильно устал. — Всего доброго.

— До свидания, Иван Игнатьевич, поправляйтесь.

Вера нажала отбой, чувствуя, как отпускает что-то внутри, будто складки какие-то жёсткие расправляются. Следователь в порядке, слава богу! — она сумела спасти ему жизнь! — как же это было приятно! — Вера улыбалась во весь рот, надевая рюкзак и кеды.

История с девочкой тоже, пусть и задвинутая куда-то в дальний уголок сознания, а всё равно подспудно мучила Веру, причём довольно сильно — это стало понятно только теперь, когда ей, наконец, полегчало.

Закрыв квартиру, она сбежала вниз по лестнице, тихонько напевая себе под нос, — ощущение, что всё так удачно сложилось, здорово поднимало настроение.

Радужная дверь в арке по-прежнему сияла, обрамлённая справа чёрной полосой, но Вера не дала светаку к ней приблизиться — потом, потом, потом!

* * *

Получив пропуск, Вера прошла на территорию клиники: ухоженные дорожки, газоны и корпуса омывал солнечный свет — погода сегодня была преотличная, чуть жарковато, конечно, но куда ж деваться: лето ведь на дворе.

Бабушку как раз собирались везти гулять, и Вера, забрав у медсестры коляску, покатила её по двору к большому больничному скверу — тенистому, зелёному, с лавочками и беседками. На смену сопровождающего и весёлое «Привет, баба Клава!», старушка никак не отреагировала: её остановившийся взгляд был устремлён куда-то в немыслимую даль, может, вообще, в другую галактику. Светак её тоже словно застыл, погасив все свои переливы, его статичные цвета имели минимальную яркость, едва различимые на общем сероватом фоне, и казалось, за коляской волочится не светотень, а какая-то застиранная, выцветшая и выгоревшая на солнце тряпка.

— Ладно, бабуля, — бормотала внучка, направляясь к самому дальнему и укромному уголку сквера, где, под разросшимся до огромных размеров клёном, прямо на траве стояла, видно давно забытая, одинокая маленькая деревянная скамеечка. — Сейчас мы здесь вот остановимся и вдали от всех, в спокойной обстановке, поговорим.

Пристроив коляску напротив скамеечки, Вера сняла рюкзак и, сев, заглянула бабушке в лицо, но тут же отвела глаза: очень уж тяжело было вынести этот стеклянный, лишённый мысли и выражения взгляд, тем более близкого, родного тебе человека. Бабушкин светак валялся за спинкой коляски, словно отброшенная на землю серовато-белёсая тень. Внучка осторожно наехала на его краешек своим светаком — ничего! Она продвинула его дальше, потом ещё, но даже когда светаки совместились полностью, видений не последовало. Нет контакта! — с ужасом поняла Вера.

— Не знаю, слышишь ли ты меня, видишь ли что-нибудь, но… — отодвинув свой светак, она взяла бабушку за руку: несмотря на летнюю жару, её тонкие, морщинистые и сухие пальцы казались куриной лапкой из холодильника. — Но я всё равно хочу показать тебе это!

Открыв рюкзак, она достала оттуда пакет и, вынув платье, снова почувствовала, какой тёплой, почти горячей, остаётся приколотая к нему брошка.

— Вот, потрогай! — вскочив, внучка взяла бабушкину ладонь и положила на брошку. Рука соскользнула и упала на сиденье коляски, скрюченными пальцами вверх, замерев, словно опрокинутый на спину дохлый паук.

Вера аккуратно положила платье бабе Клаве на колени и снова накрыла её ладонью брошку. Убедившись, что бабушкина рука не падает, Вера села на скамеечку и, достав из рюкзака жестяную «книжку», сказала:

— Я нашла эту коробку в вашем с дедой гардеробе, на даче. В ней было платье и дедушкино фото.

Она открыла коробку и достала снимок, как вдруг краем глаза уловила какое-то движение. Вера подняла голову и замерла, сжимая в руке фотографию и глядя то на бабушкины колени, то на её лицо. Всё оставалось неподвижным. Показалось?!