Время, намеченное им для самого себя, истекает. В карауле они два часа стоят на посту, два отводится на сон, два – на отдых. И так – круглые сутки. Его сутки скоро подойдут к концу. Его сменят. Однако до этого он должен успеть кое-что совершить. Нечто абсолютно противозаконное. Лучше бы, конечно, сделать это после того, как он отгуляет отпуск. Выпить напоследок зубровки или вискаря и забыться в объятиях продажных жриц любви. Девушки у Афанасия нет. Однако он боится, что если будет оттягивать задуманное, то вовсе не решится. А потом – вдруг его и впрямь раскусят? Он и так старается не думать о том, что замыслил.
Считается, что чип, который всадили ему в лоб десять лет назад, когда всех людей вокруг прививали от неведомой и страшной болезни, способен передавать на расстояние твои мысли. И их считывают и изучают те, кому положено. Об этом без конца говорят по радио и телевидению, упоминают в сериалах. И на собраниях в части тоже, конечно, талдычат. Только это неправда. Потому что если бы это было правдой, его бы уже давно взяли. Афанасий свои мысли вынашивает не первый месяц. И ничего, их удается как-то скрывать. Значит, чепуха, что чип передает твои задумки, куда следует. Где ты в данный момент находишься – да, он может транслировать. Что ты изрекаешь вслух – тоже. (Именно поэтому Афанасий даже не попытался ни с кем сговориться, чтобы действовать сообща или найти единомышленника.) А вот мысли узнать – шалишь. Да и нет на Земле такой техники. Он до эпидемии хорошо в школе учился, успел физику застать, когда ее в средней школе еще преподавали.
Мысли скакнули к временам эпидемии. Она началась неожиданно, но исподволь, потихоньку. Афанасий ее хорошо помнит, достаточно взрослый был. Сначала она не предвещала ничего особенно опасного. Сколько их было, этих заболеваний! И на его памяти, и родители рассказывали: птичий грипп, потом свиной, и лихорадка Эбола, и бешеная чумка.
Последнюю заразу именовали собачьей чумой – потому что первыми ее переносчиками стали домашние четвероногие, одичавшие в городских кварталах. И появилась она там, где всегда подобного рода заболевания возникают: за тридевять земель, в Африке. Эпидемия уже началась, но о ней мало говорили и писали, поэтому мама и папа, ничего не подозревая, отправили тогда Афанасия в Америку. Обычная каникулярная поездка: поучиться в летней школе, подтянуть язык. И больше он родителей не видел… Но, с другой стороны, его, возможно, та поездка спасла. Все-таки Соединенные Штаты гораздо более развитая страна, чем Россия. Может, в Москве он бы тоже умер, как предки.
Ему тогда было всего двенадцать, но Афанасий помнит о том, что происходило, как сейчас. Сначала по телевидению шли репортажи о болезни как о чем-то далеком, чему надо сострадать, но что задевает других, не нас, а каких-то там черных на далеком континенте (впрямую об этом не говорилось, но подразумевалось). Да, им следовало соболезновать, им надобно было помогать – но молчаливо полагалось, что нас, представителей «золотого миллиарда», глядящих новости по спутниковому каналу на своих телевизорах с диагональю девяносто дюймов, это не касается. Тем более что самые жуткие кадры репортажей телевизионщики, щадившие чувства зрителей, в эфир не ставили. Лишь рассказывали: инфекция передается воздушно-капельным путем, и заражается около девяноста пяти процентов тех, кто контактировал с заболевшим. Инкубационный период довольно долог, около двух недель, и все это время собачья чума способна передаваться окружающим. Острый период длится три-пять суток и характеризуется высокой температурой, неудержимым кашлем и высыпаниями на коже. Смертность составляет запредельную цифру девяносто семь – девяносто восемь процентов. Представители Всемирной организации здравоохранения почти сразу выступили с предупреждениями об исключительной опасности нового заболевания, однако их мало кто послушал. Подумаешь, о чем там талдычат международные чиновники из благополучной Женевы!
Однако довольно быстро пандемия пробирается в развитые страны. Благодаря длительному инкубационному периоду ее разносят из Африки по свету те же чиновники от здравоохранения, журналисты, туристы и гастарбайтеры. Не проходит и двух недель, как первые случаи собачьей чумы регистрируются в России, Европе, Северной Америке и Австралии. Болезнь распространяется широко, и страны одна за другой вводят карантин, закрывают свои границы. Но это помогает слабо.
Все это время Данилов-младший живет в пригороде Кливленда, в принимающей семье пенсионеров, сколотивших немалый капитал на фондовой бирже. Довольно скоро объявляют карантин, и в свою американскую школу он не ходит – языком занимается, глядя новости по Си‑эн‑эн и играя с пенсионерами в «скраббл» и «монополию». Разговаривает по «скайпу» с родителями в Москве.