– Нынче не те времена, Алексей Сергеевич, и у нас иные методы. Но я бы на вашем месте не обращал особого внимания на то, что несет этот господин. Возрастная деменция, знаете ли. Он слегка повредился умом – никто из нас, увы, не застрахован, даже лучшие люди – и, как говорится,
Данилов словам «Ивана Степановича» не поверил, но возражать не стал. Коль тот решил дезавуировать рассказанное Зубцовым – ради бога, ему же, Алексею, спокойнее. Однако, с другой стороны,
Началась следующая серия вопросов, теперь об американском госте, иными словами – Юджине Макнелли. И здесь никакого обета молчания не давал Данилов, поэтому счел для себя возможным рассказать все, что знал: и про шпионскую миссию мистера, и про убийство Королева с Гагариным.
– Да вы бы сами у него спросили! – воскликнул Алексей. – Вы ведь его взяли.
– Спрашиваем уже, – коротко ответствовал допросчик. Потом переложил пару листков бумаги на столе – вся остальная поверхность оставалась девственно-чистой – и впервые за всю беседу глянул на задержанного прямо (все время до того лишь взглядывал – коротко, искоса, исподлобья). И произнес по-прежнему своим тихим-тихим, едва различимым голосом: – Люди обычно переоценивают свое собственное влияние на ход истории. Даже вожди, президенты, императоры и генеральные секретари. А от них на самом деле мало что зависит. Что уж говорить о простых людях. Вроде Зубцова, мистера Макнелли или вас. Конечно, у всякого может случиться искушение подложить камушек под колесницу истории. Или сунуть палку ей в колесо. А ни за чем. Из озорства. Или ложно понятого чувства собственной значимости. Так вот я вас предупреждаю, Данилов: не надо этого делать. Руки оторвет, ко всем чертям. Или переедет – так что костей не соберете. Лучше отойдите в сторонку. И живите себе спокойно, не рыпайтесь. А не то всякое в жизни случается. В шахту можете попасть, урановую, на каторжные работы. Или хулиганы по голове ломом заедут. Не доводите до греха. И не говорите потом, что вас не предупреждали. Еще как предупреждали, и повторять больше не будем. А пока идите и на тех, кто за вас просил, молитесь.
Через минуту в дверях возник давешний конвоир. «Иван Степанович» бросил ему:
– Оформлять гражданина не надо. Пусть идет.
– С каких это пор ты ходатаем заделался? – Голос
Сложить два и два было нетрудно. О задержании Данилова стало известно
Значит, решение о судьбе бойфренда Варвары почему-то вознеслось в горние, стратосферные, почти безвоздушные области. И повлиять он на них никак не может. Осталось лишь донести до майора Кононовой сию простую и, увы, печальную весть.
А спустя полчаса после разговора с Петренко, после того как она отплакалась и чуть не распрощалась с Даниловым навеки, он вдруг сам позвонил ей на мобильный – веселый, довольный, чуть не вдохновенный:
– Привет, это я. Ты меня не потеряла?
Она в ответ прокричала:
– Убоище ты! – и снова разревелась. И, чтобы он не заметил ее слез, нажала на «отбой». Однако возлюбленный все понял и, грамотно выждав пятнадцать минут – даром, что экстрасенс, – позвонил снова. Сказал, как ни в чем не бывало:
– Встретимся сегодня вечером? Мне тебе о многом надо рассказать.
Что ей оставалось ответить? Только:
– Приезжай.
После службы Варя забежала в магазин. Какими приятными показались ей эти, в общем-то, нелюбимые хлопоты – выбирать продукты, соображать, что приготовить, потом на скорую руку стряпать. Еще бы! Ведь полдня назад она думала, что может Данилова вовсе никогда не увидеть, и, наверное, только тогда со всей отчетливостью поняла, насколько он ей дорог.
А потом они вместе поужинали и распили бутылочку вина. И он ей пересказал все, что поведал ему вчера мистер Макнелли, а после – о том, что вкручивал ему сегодня утром на Лубянке Иван Степанович. Однако она не стала, в свою очередь, признаваться, что хлопотала за него. Хотя он, кажется, сам о чем-то догадался.
А затем они пошли в постель – ту самую, где Варя металась в неведении прошлую ночь.
…И в сей момент мы, не желая смущать наших героев, тихонечко удаляемся.