Авалон

Вокруг пылало все: мебель, постельное белье, самсоновский скарб, доски пола… Сквозь гуд огня Вадим слышал, как просыпается квартира. За стенами и в коридоре засуетились, кто-то визгливо возопил: «Пожар!», забарабанили в запертую дверь комнаты. Но Вадим не мог до нее добраться – обжигающие протуберанцы вились со всех сторон. Он представлял себя стоящим на поверхности Солнца или в адском пекле. Начала тлеть шапка, он сбросил ее в необъятный костер, где в огневом коловращении раскрылялись и, обгорая, скручивались в черные трубочки страницы книг и лопались от перегрева коробки с мотками целлулоида.

Оконное стекло с треском распалось на мириады частиц, они осыпались на подоконник. В комнату, где уже нечем было дышать, ворвался уличный холод, а в проеме показались флибустьерские усы Макара Чубатюка.

– Чего застыл, как Сократ в сортире? Шуруй оглоблями!

Всесожигающая стихия так подействовала на воображение Вадима, что он и не додумался бежать через окно. Изжарился бы тут, как свиной окорок.

– Да быстрее ты, шантрапа зеленая! Ходули к половицам приросли?

Вадим наконец вышел из клинча, как сказала бы Эмили, и головой вперед нырнул в разбитое окно. Макар словил его на лету и поставил на землю.

– Очухался?

– Ага… Где этот?..

– Вон он, вон! – поднял крик Пафнутий. – Держи его!

Приезжий медик, или кто бы он ни был, драпал прочь по Муринскому проспекту. Нагруженная пленками сума колотилась у него за спиной.

– Сморчок марлевый… Не уйдешь! – Макар дернулся вдогонку, поскользнулся в луже талой воды и хлобыстнулся в нее, взломав, подобно ледоколу, тонкую, намерзшую за ночь плеву.

Пока он плевался и изрыгал самые изощренные проклятия, Вадим нацелил мушку «маузера» на удиравшего, нажал на спуск. Выстрела не последовало. А чтоб тебя… патронов-то нет!

Пафнутий вдарил по беглецу из своего «нагана», но было уже далеко.

– Айда за ним, затыки мухоморные! – заревел Макар, взгромождаясь на ноги.

Вадим обернулся на только что покинутый дом. В комнате Самсонова полыхало вовсю, из окна, словно из жерла извергающегося вулкана, вырывалась ослепительная лава. Она уже потекла по наличникам, они занялись.

Кто тушить будет? Жильцы очумели, кто-то выскочил из парадного в одних панталонах, кто-то зарыдал. В угловой комнате верещал младенец, истошно орала кошка.

Вадим устремился в подъезд, из которого валили клубы удушливого дыма. В коридоре он стал без разбора колошматить во все двери.

– Выходите! Берите ведра, кастрюли, тащите воду!..

С пожаром боролись сообща – выстроились цепочкой в коридоре и передавали из рук в руки разнокалиберные емкости с водой, которые Вадим опрокидывал в горящую комнату. Чубатюк раздобыл в дворницкой лопату и кидал через окно мокрый снег. Огонь сдался не сразу, пострадало все левое крыло здания. Однако совместные усилия не пропали втуне – когда, заливаясь клаксонными трелями, подкатила пожарная машина, все уже было решено. Люди в надраенных касках пролили из шлангов курившиеся головешки и составили акт о происшествии.

Вадим дал своим знак: уходим! Делать здесь больше было нечего, лишний раз светить мандаты и объясняться тоже не хотелось.

Приходилось смириться с тем, что ночная разведка завершилась безоговорочным фиаско. Комната Самсонова выгорела дотла со всем, что в ней находилось. Выражаясь языком Макара, швартовы обрезаны по самые ананасы. Но паскуднее всего, что упустили шакала с сумой. В Обуховскую больницу он, конечно, не вернется, заляжет на дно.

Продымленные, перемазанные гарью три друга плелись по предутреннему пустому проспекту. Этот район Питера был когда-то излюбленным местом отдыха дворян-эксплуататоров. Здесь они бездельничали на пленэре, пили заморские вина, читали под сенью лип декадентские стишата и помыкали слугами. Для удобства аристократии сюда еще в конце прошлого века подвели электричество, убрав чадящие керосиновые лампы. С победой революции буржуйские дачи были брошены сбежавшими за границу владельцами и с годами все более ветшали. Вскоре, согласно генеральному плану застройки, их предполагалось снести и поставить новые добротные дома для трудящихся. Но план еще не был осуществлен, и в полуистлевших особнячках ютились бродячие псы и бездомный люд. Затеряться тут было легче легкого.

Мела поземка. Вадим шел, свесив голову и глядя под ноги. На проталине мок сорванный с информационной доски газетный лист. Вадим наступил на него, но сей же миг отдернул подошву. С пожамканной страницы на него смотрело знакомое лицо.

Он поднял газету. Это была первая полоса вчерашних «Известий». Игнорируя шепот Макара и Пафнутия, Вадим подошел к фонарю и в зыбучем валком свете прочел: