– Это самое сложное. Для полноценной работы излучателю нужен резонатор, ведь это устройство с обратной связью – иначе он не сможет улавливать внешние эманации и определять нужную длину и частоту излучения... Все люди реагируют на Шторм по-разному, верно? Есть общие проявления, но, тем не менее, у каждого Шторм – персональный, личный. Чтобы настроить аппарат, инженеру нужен был человек, способный реагировать за всех сразу – только тогда излучатель сможет защитить все население Авадона. Ну, вроде как мученик, что ли, жертва на заклание... Петерсен перебрал сотни две или больше кандидатов, пока не нашел этого ребенка... С ним все работало идеально.
– Идеально – это как? Как именно аппарат действует на людей?
– Представьте себе человека, – Залески шпарил как по писанному, излагая чужие, но хорошо заученные мысли, – который грешил так много и так часто, что переступил черту и перестал воспринимать поступки как грех. Такому человеку не страшен Шторм. Аппарат Петерсена, запущенный на полную мощность – правда, для этого понадобилась бы целая электростанция, работающая только на аппарат – превратил бы авадонцев в людей без греха и без совести, в людей, которым не знакомо само понятие наказания... Он не дал бы эманациям даже подняться из Бездны. Штормов бы больше просто не было...
Это очень важно, сказала Камилла. Для всех нас – и живых, и мертвых.
– Петерсен назвал свой проект «Авалон», – продолжал Залески. – Это такая средневековая легенда об острове...
– А ребенок? – перебил его Лимек. – Как аппарат действовал на Абеля?
Залески пожал плечами и отхлебнул кофе.
– Об этом лучше спросить вот его, – кивнул он в сторону жадно жующего Петерсена. – Этими деталями он со мной не делился.
– Все, хватит. Свободен!
– Я могу идти? – уточнил Залески, удивленный и чуточку обиженный, что в его услугах больше не нуждались.
– Да. Пошел вон, – сказал Лимек, и лаборант поспешно ретировался.
Лимек закрыл глаза, чтобы не видеть чавкающего Петерсена, и сдавил пальцами виски. Усталость последних дней навалилась на плечи, отозвавшись острой болью в голове.
Что же вы наделали, сволочи, подумал сыщик. Что же вы натворили... Аппарат наверняка уже у алхимиков, иначе зачем им Абель? А если не сам аппарат, то уж чертежи – точно, а с ними можно построить новый. Заполучив Абеля, они запустят аппарат, и тогда... Что тогда? В кого мы все тогда превратимся? В стадо довольных жизнью скотов? Безгрешных, беспамятных, бессовестных? И вернемся в скотский потерянный рай, каким он был до грехопадения Адама и Евы...
При мысли о том, что Камилла больше никогда не придет к нему, Лимек почувствовал тупой укол в сердце. Лимек так долго мечтал все забыть... Но забыть ее – означало забыть себя.
Мы всего лишь сосуды греха, подумал он отстраненно. Отнимите у нас грехи, и останутся только пустые сосуды...
– Если я не найду Абеля, – сказал Лимек вслух, не открывая глаз, – алхимики найдут его первым. Или трискели. И тогда никто не сможет остановить ваш аппарат, господин Петерсен.
Но у меня нет ни единой зацепки, добавил Лимек уже про себя. И если ты действительно спятил, то я в тупике. И все кончено.
Он открыл глаза и посмотрел на Петерсена. Инженер закончил жевать, вытер губы тыльной стороной ладони и заговорил.
9
К ночи резко похолодало, дождь прекратился, и ветром раскидало по небу тучи, обнажив ноздреватый диск луны. В его болезненном зеленом свете ночлежка казалась всплывшей из глубин океана, покрытой водорослями и мхом. Целый конгломерат построек, пристроек, надстроек, флигелей, спальных корпусов, кухонь, столовых, сортиров, душевых с баками на крыше, лазаретов и прачечных...
Даже посреди трущоб Вааль-Зее ночлежка выглядела так, будто время здесь остановилось лет эдак двести назад, во времена Беаты Благословенной, учредившей сие славное заведение. По сути, так оно и было, потому что нищие и бездомные Авадона с тех пор полагали ночлежку своей крепостью, куда отваживался заглядывать далеко не каждый полицейский, а трискели (их бродяги ненавидели лютой ненавистью после больших чисток времен канцлера Вальсингама), если тут появлялись, сразу же исчезали.
– Не нравится мне все это, шеф, – сказала Абби. – Оставлять этого психа одного в конторе...
Они закрыли Петерсена в кабинете Лимека, накачав того джином с двумя таблетками люминала: рецепт, неоднократно проверенный сыщиком на себе.
– Давай повторим еще раз, – предложил Лимек, нервно сжимая руль «Шкоды». Мотор еще потрескивал, остывая.
– Меня зовут Альбина Петерсен, – заученно повторила Абби. – Мой отец, инженер Петерсен, оставил здесь ребенка по имени Абель. Я должна его забрать. Отец заплатил за три дня, но я могу доплатить недостающую сумму.
– Почему ты не пришла раньше?
– Отец попал в больницу и не успел сказать мне, где Абель.
– Все верно, – кивнул Лимек. – Пошли.
Они выбрались из машины, стараясь не хлопать дверцами, и, ежась от холода, двинулись к семиэтажной махине ночлежки. Она заслоняла полнеба.