– Нищий как нищий... Пожилой, небольшого роста, толстый как для попрошайки, похож на пьяницу... Можно мне кофе? – опять спросил Залески.
– Пока нет. Почему ты решил, что он пьяница?
– Методом дедукции, – съязвил Залески, начиная закипать. – Морда у него пропитая, и одежда грязная. Что за бред, Лимек, я хочу кофе!
– У Магды было не до кофе? – ехидно спросил Лимек.
– Слушайте, вы! – мигом побелел Залески, то ли от страха, то ли от злости. – Не смейте впутывать в это Магду!
– Я подумаю над этим, – пообещал Лимек. – А пока я буду думать, ты расскажешь мне все, что знаешь о машине Петерсена. И не вздумай мне врать.
Залески откинулся на спинку стула и с ненавистью посмотрел на Лимека.
– Господин частный детектив Лимек, – проговорил он медленно. – Хватит строить из себя невесть кого. Вы никто, и звать вас никак. Вас могут забрать точно так же, как забрали меня. Вы...
Договорить Залески не успел. Лимек пнул его под столом, угодив носком ботинка прямо в голень, а когда лаборант вскрикнул от боли, сыщик схватил его за руку и резким движением отогнул мизинец назад до предела. Залески даже не заорал, судорожно пытаясь вдохнуть.
– Вы... вы сломали мне палец! – ошарашено просипел Залески, наконец-то набрав в легкие воздух.
К чести посетителей и персонала «Голодной скрипки», никто не обратил ни малейшего внимания на этот маленький инцидент.
– Пока нет, – Лимек слегка надавил на выгнутый мизинец, отчего Залески сдавленно пискнул. – Но будешь мне врать – сломаю. Это понятно?
– Д-да...
– Тогда говори быстро и четко!
– Инженер Петерсен построил машину, способную раз и навсегда оградить человечество от Бездны, – затараторил Залески. – У нее было всего два недостатка: во-первых, она потребляла просто чудовищное количество электроэнергии, а во-вторых, для нормальной работы ей требовался резонатор – Абель...
– Стоп, – перебил сыщик, слегка ослабляя нажим. – Давай по порядку.
– Все началось со шкалы Тангейзера, – со вздохом облегчения проговорил Залески. – Вы, наверное, знаете, что эманации Бездны до пяти баллов грозят авадонцам ночными кошмарами, при волнении от пяти до семи баллов начинают происходить необъяснимые явления на улицах – ну, призраки и все такое прочее, а все, что переваливает за восьмерку, классифицируется уже как Шторм. Самый сильный из зарегистрированных Штормов был оценен в двенадцать баллов и произошел в сорок шестом году – это вы тоже, наверное, знаете...
– Это все знают, – с раздражением сказал Лимек.
– А вот чего вы не знаете, – перешел на менторский тон лаборант, – так это того, что во время Большого Шторма сорок шестого года зарегистрировали одну аномалия. На пике Шторма самописцы в башне Сарториуса сбросило на ноль. Сначала все решили, что это – ошибка оборудования, сбой в аппаратуре, или, на худой конец, что шкала была проградуирована неправильно и просто обнулилась... Но нет, запас шкалы был, и приличный, до восемнадцати баллов, и измерительная аппаратура работала нормально...
– Ну и? – спросил Лимек, окончательно отпуская палец Залески и жестом подзывая кельнера.
– Петерсен тогда входил в состав экспертной группы, проверявшей оборудование башни Сарториуса. В ту ночь – Ночь Белого Пепла – его жена покончила с собой, а дочь угодила в Азилум, и Петерсен с головой ушел в работу. Разобрав каждый датчик, каждый вольтметр, каждый соленоид, Петерсен убедился, что дело было вовсе не в железе; все дело было в Бездне. Слишком сильные эманации Бездны обнулили сами себя, создав отрицательный резонанс. Это было что-то вроде Ока Шторма – момент полного спокойствия и тишины. Именно тогда большинство ушли... бросились в Бездну.
И Камилла, подумал сыщик. Она шагнула в ничто в полной тишине и спокойствии. Одна. И меня не было рядом, чтобы протянуть ей руку...
– Чего изволите? – спросил кельнер, недовольный тем, что его побеспокоили.
– Кофе, – попросил Лимек. – И еще порцию омлета, – добавил он, поймав голодный взгляд Петерсена, которого еда занимала сильнее, чем звучащая история.
– Спасибо, – сказал Залески, растирая мизинец.
– Не за что. И какое это имеет отношение к аппарату Петерсена?
– Самое прямое. Аппарат Петерсена – это излучатель, который воспроизводит эманации Бездны. Сами по себе эманации безвредны и бесполезны, но, вступая в резонанс с нейронами человеческого мозга, могут вызывать как чисто психологические реакции, так и необъяснимые пока материальные явления. Петерсен запрограммировал аппарат таким образом, чтобы тот улавливал и гасил внешние эманации в противофазе... Это все равно, что сбивать волну на воде, пуская ей волны навстречу, – пояснил Залески, предвидя реакцию сыщика на научную терминологию.
– А зачем нужен Абель?