— Хочу, — перебил я. — След останется чёткий, как лыжня на снегу. И надолго… Это мускус, Генка. Закрепитель запахов, сырьё для самых дорогих духов. Меня Эльза надоумила — сказала, что встречала похожий аромат в производственном цеху «Кристиан Диор — Москва», делала о них репортаж. Между прочим, в Иране есть одна мечеть — там в глину для кирпича-сырца подмешали мускус. Шестьсот лет благоухает святостью.
— Так что же, в Лесогорске какие-то парфюмеры объявились?
— Плохо работаете, агент Мартин, — не удержался я от шпильки. — Папку с делом «Уральского Чуда» в архив сдал, а заключение по составу их пилюльки прочесть внимательно не удосужился. А там прямо указан один из компонентов — мускус кабарги. Понял теперь? За какую ниточку ни потяни — все ведут к «Чуду».
— Ты ошибаешься, Серёжа, — неожиданно вмешался Скалли в наш спор. — Я ведь тебе сказал тогда: «что-то вроде мускуса кабарги…». Не более того. Это не «кабарожья струя». Стопроцентная гарантия.
Чёрт возьми… Глупый агент Хантер зациклился на кабарге, а всё значительно проще… И сложнее.
Вывод витал в воздухе — и в прямом смысле, и в переносном. Озвучил его Мартынов:
— Мускус Морфанта… Человекомедведя. Вот вам и секрет суперлекарства. Твоя версия, Сергунька, накрылась медным тазом. И «Чудо», и Жебров появились тут уже вполне информированными. С конкретной целью. И скажи на милость: мог ли отставной гэбэшник организовать и раскрутить этакое дело? Сомневаюсь я что-то…
Скалли зашёл с другого фланга:
— К тому же Жебров наверняка не стал бы работать так грубо: полусожранный труп, насаженная на штырь голова… Зачем ему ажиотаж вокруг убийств? Представь: шестидесятивосьмилетний резидент умирает от сердечного приступа. Никто в Конторе и не почесался бы… Заслали бы сюда другого отставника — в самом лучшем случае. А скорее всего законсервировали бы резидентуру. Боюсь, расклад сил в Лесогорске куда сложнее, чем тебе представляется, Серёжа… Многие игроки нам неизвестны — и мы стараемся приписать их дела уже засветившимся.
Убедил. Я смиренно поинтересовался, какие объекты разработки мои мудрые и проницательные коллеги могут предложить вместо Жеброва с компанией и Зинаиды Макаровны (близкое знакомство с ней после взрыва-покушения откладывалось, но отнюдь не отменялось).
Ничего и никого предложить Генка и Скалли не смогли. Неконструктивные критиканы, вот кто они такие.
— Сергей, с тобой всё в порядке? — неожиданно спросил Скалли.
— В смысле?
— Да порой у тебя лицо становится… страдальческим… Словно не то голова болит, не то зуб ноет.
— А-а-а… Ерунда, зацепил по пузу богатырь земли русской.
— Снимай-ка рубашку, посмотрим…
Доктор он и в Конторе доктор, думал я, пока Скалли мял и тискал мой живот. Хлебом не корми, дай полечить кого-нибудь.
Балконная дверь растворилась с пронзительным скрипом, словно холодным лезвием ножа провели вниз по хребту. Казалось, мерзкий звук прокатился над всем спящим в предрассветных сумерках Лесогорском и перенёсся через Кеть, в посёлок временных… И каждый, кому это интересно, теперь знает: агент Хантер явился за архивом.
Что-то нервы у меня расшалились…
Привязав к ручке чемодана бельевой шнур, я потихоньку стал опускать ценный груз. Верёвка ослабла, и почти сразу взревел двигатель принадлежавшего Котовскому мотоцикла. Генка уехал вместе с архивом…
Я же отправился домой. Окна в квартире, приютившей бумаги Синягина, выходили на другую сторону дома, и вся операция заняла чуть больше минуты — оставалась надежда, что если за тёткиной квартирой приглядывают, то эта затянувшаяся пауза никого не насторожит. Может, я не сразу сумел попасть ключом в замочную скважину, случается такое с поздно возвращающимися домой гражданами.
Теперь хорошо бы изобразить перед Эльзой…
Мысль осталась незаконченной.
Я выдернул револьвер, метнулся в комнату, перепрыгнув через опрокинутую вешалку и разбросанную по полу прихожей одежду.
Всё перевёрнуто вверх дном. Эльзы нет. Шкаф-пенал взломан. Чемоданчик с компакт-лабораторией исчез…
Глубоко воткнутый в стол нож бросался в глаза сразу. Хлебный нож, которым пытался зарезать меня Васька-Колыма. Лезвие пришпилило к столешнице визитную карточку господина Жеброва. Из трёх наличествовавших на ней телефонов один — местный, лесогорский, — был подчёркнут красной ручкой. Той же ручкой на карточке была изображена картинка из трёх иероглифов: стилизованный чемоданчик (так их рисуют на вокзальных указателях, направляющих к камерам хранения); две чёрточки, надо понимать, математический знак «равно»; женская фигурка, тоже донельзя стилизованная — треугольничек, над ним кружочек, снизу две ножки-палочки…
Экс-чекист в одностороннем порядке изменил правила игры. И весьма кардинально. Иначе пририсовал бы ко второй части своего уравнения плюсик, число с энным количеством нулей и значок, изображающий доллар…
Генка и доктор не отсыпались после бессонной ночи. Не утерпели — зарылись в архив Синягина.