Аудитор

— А я не знаю, почему именно я не был умиротворён. Для меня самого это загадка. Причём моё беспокойство постепенно перерастало в острое любопытство, всеобъемлющее желание знать, как вы живёте, что с вами сталось. Я хотел знать обо всём: здоровье, карьеры, замужества, новые члены семьи…

— Не понимаю, а разве другие всего этого не хотят знать?

— Да, хотят, но, может, не так остро, у них это не превращается в идею фикс, а со мной случилось что-то в этом роде. Беспокойство назревало почти тридцать лет.

— Почему так долго?

— Не знаю. Для чего-то это было нужно.

— И как? С твоей точки зрения, у нас всё нормально? А потом, нормально или нет… разве ты можешь что-нибудь изменить?

— В том-то и дело, что пока я здесь… наверное, могу.

— Ой, пап, не обольщайся, ничего ты не можешь. Ты не ответил на мой вопрос: ты нами доволен?

— Пока не знаю. Я не всё до конца понял. Есть и ещё кое-что, о чём ты можешь только догадываться. Ладно, я устал, пойду.

В декабре они опять оставались с маленькой Наташей. В прежние времена она бы спала в маленькой комнате, но теперь в ней жил отец, и потому все отправились в дом к Марине с Олегом. В воздухе уже чувствовалось новогоднее настроение. Все вместе ездили за ёлкой, купили две — себе и Лиле. Мелихов суетился, выбирал, они с Федей перебегали от одной посадки к другой, пытаясь чем-нибудь пометить понравившиеся ёлки. Ирина выходила из машины и, утопая в глубоком снегу, старалась их догнать. Затем просто сидела в машине, догадываясь, что её мнение мужчин не интересует. Она уже жалела, что поехала. Раньше они всегда выбирали ёлки на пару с Федей, но теперь её полностью заменил Мелихов. Мужчины, очевидно, замёрзли — промочили ноги и шмыгали носом, но не уезжали и продолжали поиск. Обычно Федя нанимал за деньги молодых парней, чтобы тащить ёлки, но на этот раз парни не понадобились: Федя держал ёлку за ствол, а Мелихов — за верхушку. Кряхтели, но волокли. Ни тот, ни другой жалеть себя не привыкли. Ёлку нарядили, Мелихов подходил и с явным наслаждением вдыхал запах свежей хвои. Пребывая эту неделю у Марины, Федя по дороге на работу каждый день заезжал домой кормить кота. Его ежевечерние рассказы про котеньку папу совершенно не трогали. Зато он охотно играл на рояле. Фильм был полностью отснят, и все ждали новогодней премьеры. На этот раз Ира пригласила в гости свою американскую приятельницу Надю, предварительно всех спросив, не против ли они. Никто не возражал. Надя, одинокая немолодая, но ухоженная женщина, никогда не знала, куда себя девать на Новый год, и изредка грелась в их компании, не стесняя их, но, правда, ничего и не привнося. Приходила и приходила.

Олег очень уставал на работе, громко жаловался на недосып, на бесконечные поездки, на начальника, но когда Ира указывала на неуместность его плача о его горькой судьбе — мол, неприлично мужику так себя жалеть, отец неожиданно вставал на его сторону.

— А кто ещё из вас так много работает? Ты-то сама можешь поставить себя на его место? Я вот, например, очень хорошо его понимаю. Он устаёт и ни от чего уже не может получать удовольствия — ни от жены, ни от детей. Так занят, что ни на какие радости жизни его уже не остаётся.

— Что это, пап, на тебя нашло? Ты разве меньше работал?

— Вот именно, что не меньше, и поэтому я его понимаю и жалею.

— Одно дело — мы его жалеем, а другое — он себя сам. Ты же видишь, он дома ничего не делает. Это разве хорошо? Марина всё сама.

— Марина не работает. Что ты хочешь заставить его делать? Дом убирать?

— Хотя бы…

— Он делает то, что выбирает, на остальное зарабатывает. Так и должен поступать мужчина.

— Он хочет, чтобы его оставили в покое.

— Тебе хоть известно, какая у него профессия? Много ты понимаешь!

Так, началось. Знаменитое «много ты понимаешь», которое отец произносил, когда не хотел спорить или не знал, что говорить. Надо же, он вдруг почувствовал с Олегом солидарность! С чего бы это? На Маринином дне рождения они много общались наедине. Проходя мимо, Ирина слышала, как Мелихов задаёт Олегу вопросы о своей болезни, можно ли, дескать, было бы вылечить его сейчас, всё-таки прошло столько времени, медицина шагнула вперёд. Олег задавал уточняющие вопросы, и было видно, что он заинтересовался, отвечает не формально.

— А хотите, Леонид Александрович, мы с вами сходим на консультацию, проверим, что там в вас сейчас делается?

— Нет, Олег. Что ты такое говоришь! Ничего у меня не делается. Сам подумай! Спасибо, что предложил.

— Да, действительно, что это со мной. Я забыл.