Аудитор

Папа явно знал, что им предстоит, и понимал, что именно надо делать. Надо же! Отец подошёл к буфету, взял оттуда никогда никем не использовавшиеся серебряные расписные стаканчики, и, выбрав самый большой, заявил, что будет из него там пить. «Что пить, пап?» — недоумевала Ирина. «А что дадут. Наверное, вино», — папа пришёл в какое-то странно приподнятое настроение. «Ты что, с утра будешь пить вино?» — про себя Ира решила, что для неё это было бы неприемлемо. «Выпью, что тут такого? Для тех, кто не пьёт вина, дадут, наверное, какой-нибудь сок», — папа явно был не против обсудить подробности еврейского субботнего утра. Наверное, ему было бы приятно, если бы она устроила у себя дома настоящий шаббат, с зажиганием свечей. «Нет, это уже слишком», — подумалось Ирине. На полном серьёзе зажигать свечи, откидывать кружевную салфетку с халы, читать над вином благословения! Можно было всё это организовать, но для каждого из них это было бы игрой, ломанием комедии, а потому неприемлемо.

Папа явно ждал субботы — видимо, немного волновался, и Ирина тайком жаловалась по телефону Марине, что ей с ним придётся ехать в синагогу. «Ну мам, ты же сама ему это предложила», — отвечала Марина. Ну да, сама предложила, но от этого не легче. Ох, и попадёт он там впросак! И зачем она только вылезла с этой дурацкой инициативой? Сама виновата.

Возле обычного одноэтажного дома было, как Ирина и думала, довольно оживлённо. На отце была кипа, которую дал ему Лёня. Он хотел и талес, но талеса не нашлось, и отцу пришлось обойтись. Какое счастье, что Лёня согласился их сопровождать! Ира могла бы, на самом деле, вообще не ехать, мужчины её отговаривали, но в последний момент всё-таки решила тоже идти, стало интересно. Когда вошли, раввин радостно удивился, увидев Лёню, и приветливо помахал ему рукой. Лёня церемонно представил ему деда, объяснил всем своим знакомым из «Интела», что это их дед, его тоже зовут Леонид, что его надо любить и жаловать, только он не говорит по-английски. И тут началось… Ах, как приятно! Ах, какая честь! Ах, как они все рады видеть Леонида в своей коммуне! Папа сначала чувствовал себя немного скованно, но сразу же попросил у Лёни сидур. «Какой сидур?» — Лёня был удивлён. «Мне нужен сидур, спроси у шамеса». Лёня не понял, но раввин, который слышал знакомые слова, уже принёс папе молитвенник. Начали читать молитву, отец безошибочно повторял за раввином какие-то слова, и самое интересное, что он листал сидур. «Боже, неужели он знает, куда надо смотреть? Во даёт!» — Ира была совершенно поражена. «Барух ата Адонай… шмонэ эсре… ашер баваро маарив араваим…» Как, из каких глубин подсознания отец брал эти странные слова? Иногда все вставали, и отец вместе со всеми. Когда вставать, а когда нет, он тоже почему-то знал. Стали доставать из шкафа Тору, папа без всяких напоминаний подошёл и прикоснулся к свитку. «Давайте попросим самого старого здесь еврея оказать нам честь и встать рядом с Торой. Пожалуйста, Леонид», — ну понятно, папочку вызывали к Торе, так она и знала. Он вышел, и Ира увидела, что ему приятно внимание. Из Торы читали какие-то непонятные отрывки, и папа повторял со всеми концы фраз. Когда Тору уносили, он вместе со всеми поднял руки.

Ира призналась себе, что это было красиво и торжественно: «Шма, Исраэль!», и папа, не глядя на окружающих, закрыл правой рукой глаза. Он не двигался, стоял спокойно, только немного вышел на три шага вперёд, когда молитва началась, и отошёл на эти же три шага, когда она завершилась. Всё закончилось, и папа с Лёней подошли к тихо сидевшей сзади Ирине. Они ещё немного покрутились в толпе во время Кадиша и небольшой трапезы. Ира видела, что раввин что-то говорил отцу, они оживлённо общались с помощью Лёниного перевода. Речь, кажется, шла о происхождении его фамилии, что она происходит от имени «Мелех», что на иврите означает «царь», в Танахе Мелех — правнук Йонатана, сына первого еврейского царя Шауля. Отец говорил, что ему всё это известно. Неужели правда? Да-да, что-то такое он объяснял в связи с Мелеховым из «Тихого Дона». Дескать, первые казаки были из хазар. Да, точно, об этом в семье говорили, но она тогда прослушала.

Ира слышала, как отца приглашали приходить к ним каждую субботу, и отец зачем-то обещал. Он действительно решил туда систематически наведываться? Ничего себе, хорошенькая у неё будет суббота!

В машине, когда они остались одни, Ира спросила, неужели он и правда чувствует то, о чём молится, проникается непонятными словами. Папа сказал, что да, он испытывает «кавану», сосредоточенность сердца, что она его, конечно, не понимает и не стоит им об этом говорить.

— Пап, я не понимаю, ты что, верующий?

— Наверное, да.

— Как это? Я никогда не замечала за тобой никакой религиозности. Что это на тебя нашло? Мне там показалось, что ты прекрасно знаешь, что надо делать.

— Да, я знал. Что тут удивительного? Всё моё детство, до шестнадцати лет, пока я не уехал в Москву, прошло в этой традиции.

— Ты что, до шестнадцати лет ходил в синагогу?

— Нет, мы уже не ходили, нельзя было, но какая разница.