Все эти сведения, разысканные в свое время еще Фридрихом Гернеком, в значительной своей части прямо противоречат версии Д. Кассиди и Р. Юнга о том, что руководство нацистской Германии всячески игнорировало обращения физиков, так что им приходилось проводить ядерные исследования за счет скудных университетских фондов, фактически на свой страх и риск. Между тем идея конструирования А-бомбы была уже далеко не новой, и, если даже отвлечься от ее причудливого образа, созданного неистощимой фантазией Уэллса, следует предположить, что инженерное управление новых видов вооружения Вермахта поступало в данном случае весьма недальновидно. Может быть, предполагаемые тактико-технические данные А-бомбы не вызывали особого интереса у военных стратегов? Или военное министерство просто наперед знало прямую дорогу к созданию ядерных боезапасов?
Действительно, в ряде случаев применение сверхмощного боезапаса не оправдывает тактику и стратегию против наступающих и особенно отступающих колонн противника или для преодоления временных рубежей обороны. И даже с учетом отсутствия надежных сведений о радиоактивном заражении местности эффективность применения ядерных боезапасов не сравнима с обычными взрывчатыми веществами из-за их несопоставимой стоимости. Однако для сверхмощной бомбы всегда бы нашлось применение в полном соответствии с одной из основных маниакальных целей фюрера: покорения Британии и уничтожения Лондона.
Подобным образом поступили американцы в 1945 году, продемонстрировав всему миру, что атомное оружие не имеет себе равных именно для уничтожения крупных городов с высокой концентрацией населения, а не рассредоточенных военных объектов. Подобные возможности использования ядерных боеприпасов прекрасно понимали не только многие немецкие физики, но и руководство Третьего рейха. Кроме того, ядерные заряды могли бы служить эффективным инструментом послевоенной перекройки мира, уничтожая целые народы, считали и Гитлер, и Гиммлер. Именно поэтому уже в ноябре 1938 года рейхсфюрер СС распорядился организовать Институт перспективных вооружений, одному из отделов которого и было поручено негласное руководство «Урановым проектом». Это направление атомных исследований курировал лично директор института, оберштурмбаннфюрер Генрих Ойле.
Считается, что руководство Третьего рейха приняло решение провести существенную децентрализацию «Уранового проекта», понимая, что полное засекречивание работы ведущих немецких исследователей-ядерщиков вполне обоснованно вызовет много вопросов у их зарубежных коллег. Именно поэтому до конца 1943 года, когда началась очередная волна мобилизации специалистов для различных военных проектов, немецкие физики продолжали работать в своих университетских лабораториях над отдельными вопросами «Уранового проекта». При этом существовала специальная система отчетности, по которой все важные экспериментальные и теоретические данные тут же поступали в единый центр Института научных исследований, располагавшийся в неприметном здании на окраине Дортмунда.
Подобная трактовка событий вокруг «Уранового проекта» ставит под сомнение одну из основных причин краха ядерных исследований Третьего рейха, в качестве которой чаще всего называют фатальное соперничество нескольких научных школ, якобы и предопределившее крушение всего атомного проекта. Разумеется, сам принцип конкуренции в научно-исследовательской работе присутствует всегда, но при умелом централизованном руководстве его роль может быть только сугубо положительной.
Между тем действия министерства торговли Германии по приобретению крупных партий урановой руды в Бельгийском Конго привлекли внимание Комитета научного планирования Великобритании, который в конце апреля 1939 года обратился с настоятельными рекомендациями к своему правительству всячески противодействовать немецким закупкам урановой руды. Уже в мае сотрудники Комитета привлекли в качестве консультанта Фредерика Жолио-Кюри, выдвинув настоящий торговый ультиматум руководству бельгийской фирмы