Атомный конструктор №1

Склады боеприпасов, вещевого имущества, продовольствия тоже имелись здесь, хотя предназначены они были не для снабжения чего-либо и кого-либо.

Готовые к отражению атак отсутствующего противника, без личного состава и гарнизонов, виднелись ДОТы и ДЗОТы, окопы и блиндажи.

На глубине 10, 20 и 30 метров пролегали отрезки тоннелей метро.

А в бронетехнике, в укрытиях, на открытых площадках находились те единственные живые существа, которые оставались здесь до конца, даже после того, как последняя машина с последними тремя людьми тронется от Башни, — тысяча кроликов, двести овец, сто пятьдесят свиней, сто собак, крысы, мыши. На них должны были быть проверены биологические эффекты ядерного взрыва.

Всего три человека видели эту фантасмагорическую картину вот так — во всей ее полноте и безмолвии, потому что блеяние овец и лай собак лишь подчеркивали странные, неестественные пустынность и безлюдье степи, до горизонта заполненной изделиями человеческих рук.

И надо всем над этим высилась центральная Башня с тем главным, пока что уникальным и все еще не испытанным «Изделием», в создании которого принимал участие Фишман.

В 5 ЧАСОВ 55 минут машина рванулась от Башни в степь. Ее пассажирам предстояла еще одна важная операция на Промежуточном пункте (Ш1), находившемся в трех километрах от центра Опытного Поля. Через девять минут они были на ИЛ, и Матвеев под наблюдением Завенягина и Щелкина подключил аппаратуру на Башне к аппаратуре на командном пункте. Все работы на Поле были завершены, и машина направилась к далекой отсюда площадке «Н».

Там, на основном командном пункте 12П, находился пульт управления подрывом заряда, автомат поля для управления измерительным аппаратурным комплексом, коммутатор связи и комнаты для членов Государственной комиссии.

Фишман к тому времени был от точки «О» на достаточном удалении, потому что входил в ту, весьма высоко статусную, группу сотрудников КБ-11 из 11 человек во главе с Духовым, Алферовым и Зельдовичем, которая эвакуировалась на наблюдательный пункт № 2 (НП-2).

А Завенягин, Щелкин и Матвеев в 6.18 прибыли на основной командный пункт 12П. Они доложили председателю Государственной комиссии Берии и руководителю опыта Курчатову о полной готовности к подрыву. Начальник полигона генерал Колесников также подтвердил полную готовность полигона и своих подчиненных. Зато отвечавший за авиацию генерал Комаров — Герой Советского Союза, во время войны — командир штурмовой дивизии, не обрадовал. Из-за нелетной погоды вылет самолетов с фотоаппаратурой задерживался.

Берия, Первухин и Курчатов вышли из здания КП под открытое небо в надежде увидеть хоть какое-то прояснение. Однако, как зафиксировал отчет К.И. Щелкина, «погода не предвещала ничего хорошего». Тут и впрямь при такой погоде можно было ожидать в это время года всякого — вплоть до грозы.

У Фишмана мы находим запись: «Испортившаяся погода в ночь с 28 на 29 августа как бы повторила ситуацию при 1-м американском взрыве в Аламогордо».

В Аламогордо перед испытанием погода действительно испортилась, и тоже — неожиданно, вопреки прогнозу синоптиков. Генерал Лесли Гровс в своей знаменитой книге «Теперь об этом можно рассказать» писал: «Главная неприятность была связана с погодой… Тот вечер оказался дождливым и ветреным. Многие настаивали, чтобы испытание были отложено хотя бы на 24 часа».

Опасаясь капризов погоды, американцы вынуждены были отложить взрыв на некоторое время — хотя и меньшее, чем сутки. У нас же вышло наоборот. Курчатов, опасаясь неожиданностей от ветра и дождя, решил перенести взрыв с 8.00 на 7.00. И в 6 часов 33 минуты Щелкин, Матвеев и Давыдов по указанию Курчатова в присутствии генерала МГБ А.Н. Бабкина сняли пломбы с двери в аппаратную, вскрыли ее и включили питание системы автоматики.

1 300 приборов и 9 700 индикаторов были полностью готовы зарегистрировать все явления Взрыва. Кирилл Иванович Щелкин в своем отчете описал эти последние неполные полчаса весьма подробно и ярко, поэтому далее просто предоставлю слово ему:

«Диспетчер последнего этапа опыта т. Мальский А.Я. по трансляционной системе оповещения несколько заунывным голосом объявил: «Осталось 25 минут». На командном пункте все притихли. Электрические часы мерно отсчитывали секунды. Тов. Мальский А.Я. периодически нараспев объявлял время, оставшееся до взрыва.

За 12 минут до подрыва был включен автомат поля. За 10 минут автомат включил накал всех ламп в приборах, расставленных по обоим радиусам Опытного поля.

Потянулись долгие минуты.»

Накалялись, конечно, не только нити радиоламп — рос накал и внутри тех, кто был сейчас на КП. За три минуты до времени «Ч» Берия, Курчатов, члены Специального комитета, руководители ПГУ и не занятые непосредственно делом руководители КБ-11 подошли к открытой двери, надели темные защитные очки и приготовились к наблюдению.

За 20 секунд до взрыва оператор по команде начальника подрыва включил главный разъем (рубильник), соединяющий изделие с системой автоматики.