Атомный конструктор №1

«С этого момента, — писая Щелкин, — все операции выполняло автоматическое устройство. Однако оставалась возможность одним движением руки по команде начальника остановить процесс. Причин для остановки не было, и ровно в 7.00 вся местность озарилась ослепительным светом. Приблизительно через 30 секунд к командному пункту подошла [ударная] волна.

Всем стало ясно, что опыт удался».

ДА, В 7 ЧАСОВ 00 минут 29 августа 1949 года отсчет обратного времени закончился. Наступил реальный момент «0». Над казахской ковыльной степью в то утро как будто второй раз взошло солнце. Впрочем, это действительно было утро нового дня Планеты — дня, когда Россия обрела тот Ядерный Щит, который мог сдержать уже занесенный над ней Ядерный Меч Мирового Зла.

Через много лет Давид Абрамович, готовясь к выступлению на конференции, посвященной 40-летию первого испытания, написал:

«1-е испытание 29 августа 1949 года стало выдающимся событием в истории страны и всего мира. Оно наполнено огромным физическим, политическим и военным смыслом. Это испытание явилось фундаментальным поворотным пунктом в развитии новой атомной промышленности, рождением ВНИИЭФ с выдающимся научнопрактическим результатом и, наконец, 1-е испытание явилось поворотным пунктом в судьбе многих людей: физиков-теоретиков, конструкторов, экспериментаторов, технологов и производственников, которые связали свою судьбу с 1-м проектом атомной бомбы».

«Поворот судьбы» — как часто произносятся, пишутся или читаются эти слова теми, кто никогда не стоял на распутье, перед выбором, не ощущал кризиса — кризиса веры, идеи, жизни. Разум подсказывал всем, кто работал на этот, только что совершившийся взрыв, что неудачи быть не может — слишком много было сделано для того, чтобы все завершилось успехом.

Но.

Ах, конечно это сакраментальное «но.» сидело занозой в мозгу все эти годы, а особенно — последние часы перед часом «Ч». Теперь «но.» сменилось однозначным «Да!!!» Редкое в подлунном мире счастье.

Слова Фишмана о повороте в судьбе многих людей были неслучайными — ведь в начальный период работ имели хождение и такие настроения: мол, сделаем Бомбу и разъедемся по домам. Подобные мысли были вполне естественными — все приехали на «Объект» из столицы, из других крупных городов, и затерянный в лесных массивах поселок как родной дом не ощущали. Но теперь становилось понятно, что домом для большинства на всю жизнь станет именно он — уже убранный с новых географических карт поселок Сарова, уже лишенный старого названия и еще не заслуживший нового.

Понимал это и Фишман.

ПОСЛЕ успешного подрыва РДС-1 участники и свидетели испытания, находившиеся в разных местах полигона, составляли донесения о личных впечатлениях при «наблюдении явления».

Вот весьма обширный набор кратких характеристик взрыва, взятый из официальных рапортов: «Сильная мгновенная вспышка» (генерал Комаров, инженер-подполковник Новаковский, капитан Прошин); «Раскаленная полусфера диаметром около 4 солнечных дисков» (Б.А. Никитин); «Большой светящийся полукруг» (И. Старик); «Полусфера огненного цвета и «золотого» цвета» (А.П. Виноградов); «Яркая вспышка» (К.К. Аглинцев, Я.Б. Зельдович, Д.А. Франк-Каменецкий, В.И. Алферов, подполковник Михайлов и старший лейтенант Ф. Холин); «Белый яркий свет» (Г.В. Андреев); «Яркость в несколько раз больше солнечной… Ярко светящаяся зона» (Б.С. Джелепов); «Большая световая вспышка (генерал-майор артиллерии Колесников); «Большое яркое белое пламя» (шофер Я.М. Черников); «Яркая, чрезвычайно мощная вспышка» (инженер-подполковник И.В. Ремезов); «Мгновенное, огромное пламя-вспышка» (полковник Угрюмов).

В рапорте Духова имеется неожиданная оценка: «Шар был сочный…….Так мог бы сказать художник, но вот же — сказал инженер. И сказал так, что для художника — если бы он, не видя взрыва воочию, попытался его передать на холсте — свидетельство Духова было бы, пожалуй, наиболее ценным и информативным.

Фишман через сорок лет описал взрыв так: «Оповещение — ослепительная вспышка, затем — раскатистый грохот…». Потом прибавил: «Стальная башня и ДАФ полностью испарились.»

Вряд ли, вспоминая в конце 80-х тот день, Давид Абрамович вспомнил «ДАФ» случайно. В эпицентре первого взрыва он после взрыва не был, там тогда вообще побывало очень немного людей — вначале одни дозиметристы. Во второй половине дня 1го сентября Курчатов и Завенягин направили в центр поля в сопровождении дозиметристов Зернова, Щелкина и двух фотографов. И — все.

Но мыслями на той пережженной в стекло и труху земле были многие. Да, собственно — все. Однако у Фишмана к тому был особый повод. Еще недавно рядом с Башней стояло «его» здание, и вот оно не развалилось, не сгорело, а испарилось'. И хотя Давид Абрамович имел натуру инженерскую, то есть — не так чтобы впечатлительную, такая мысленная картина не могла не поражать любое воображение.

Мы, впрочем, имеем точное описание того, во что превратился «ДАФ» и местность вокруг него. Курчатов и Завенягин в своем докладе Берии о 10-минутном посещении центра поля Зерновым и Щелкиным, сообщали: