Атомный конструктор №1

Гречишникову срочно предложили написать заявление о восстановлении в партии. Однако тут уж исключенный заупрямился: сами, мол, исключали, сами и выпутывайтесь. «Дело», естественно, «замяли».

Но это все было еще впереди — и неприятности, и радости. Пока же шел 1948 год, и не то что до РДС-6с, но и до РДС-1 было немало дней работы по фактически военному графику.

В ПЕРВЫЕ же дни Духов и Гречишников представили Давида Абрамовича Харитону. Встреча прошла в «Красном Доме» — так скорые на прозвища сотрудники «Объекта» назвали комплекс затейливых зданий, сложенных из старинного красного кирпича, где когда-то размещалось бывшее управление Саровской пустыни. Разговор шел о плане работ по конструкции — как тогда говорили — «единицы» (РДС-1).

В первой нашей открытой монографии «Советский атомный проект», написанной при участии и под редакцией академика Е.А. Негина говорится: «Д.А. Фишман является автором ряда важнейших для лабораторной отработки заряда методик, предложенные им конструкции центральных частей атомных зарядов стали прототипами для последующих поколений зарядов…». Однако в первое время Фишману пришлось заниматься не столько конструированием заряда, сколько вопросами обеспечения — в части, касающейся отдела Терлецкого — высокоточной сборки заряда в полигонных условиях. А отсюда вытекала и его нерядовая роль в подготовке первого «натурного» испытания Бомбы, которое было предварительно намечено на середину 1949 года.

Хотя Турбинер и ошибался, считая летом 1948 года работы по РДС-1 законченными, правда была в том, что конструкторы отдела Терлецкого продвинулись в деле разработки заряда далеко, и вопросы конструкции вели вполне грамотные разработчики. Поэтому Фишмана не подключили к уже налаженным работам, а поручили еще мало разработанный «куст» подготовки РДС-1 к испытаниям: некоторые проверки «изделия», сборка заряда на полигоне, транспортировка его из сборочного здания к месту испытаний, установка на испытательной башне и т. п. То есть, первая специализация Фишмана в новом деле определилась как «полигонная», и это, как показало будущее, сыграло в судьбе Давида Абрамовича роль исключительно положительную и выигрышную.

Во-первых, привлечение Фишмана к подготовке первых натурных испытаний первой нашей бомбы РДС-1 позволило ему (в условиях тогдашнего высокого «дробления» функций исполнителей для обеспечения секретности!) познакомиться со всей технологической «цепью» разработки и отработки боеприпаса и завязать первые широкие знакомства среди представителей смежных подразделений КБ-11 как на уровне исполнителей, так и руководителей. А это углубляло его понимание места и значения отдельных звеньев разработки.

Во-вторых, он сразу же попал в поле зрения самых высоких лиц Атомной Проблемы — вплоть до Курчатова. Позднее ему даже довелось пожать руку самому Берии, прибывшему на полигон к моменту испытаний РДС-1!

Время летело, сроки поджимали. Прошли зима и весна 1949 года — года первого нашего испытания, наступило и лето.

Фишман стал готовиться к поездке в Казахстан — на полигон. Включение в число участников первого испытания было особой, не всем выпадающей честью. «Список работников объекта для выезда в воинскую часть», утвержденный Директором «Объекта» Зерновым 28 июня 1949 года и включающий всего 71 человека, возглавляли фамилии самого Зернова, а затем — Харитона, Щелкина, Духова, Алферова, Зельдовича, Флерова.

Фамилия Фишмана стояла в списке под номером 49 (за Терлецким), и он был одним из двух представителей своего отдела на полигоне. Можно бы сказать, что Фишману крупно повезло, и это не будет неправдой! Однако не только в везении была суть — Фишман подготовил удачу своим трудом. И удача эта оказалась в профессиональном отношении очень богатой, потому что Полигон был идеальным местом для развития самостоятельности и обретения навыков организации динамичных и ответственных работ. Вдали от начальства и «Объекта», задолго до испытания, многое надо было решать самому и решать быстро.

Это была хорошая школа! И казахские степи, где разместился новый ядерный полигон, вскоре стали для Фишмана хорошо знакомыми. Забегая вперед, сообщу, что в период окончательного становления ядерных оружейных работ Давид Абрамович был непременным участником всех полигонных испытаний вплоть до испытания первого термоядерного заряда РДС-6с (у журналистов это называлось «водородной бомбой»), а затем и этапного заряда РДС-37.

В первой же половине июля 1949 года Фишман выехал «в степь» впервые.