Атомный конструктор №1

ВОТ ТАКОЙ вот дневник — на мой взгляд, читающийся легко, с интересом и с пользой. Из него видно, что уже тогда на той «Большой земле», ради спокойствия которой существовала Саровская «Зона», далеко не все было благополучно. И от этого у Давида Абрамовича на душе, при всей радости от отпуска, саднило, а социальная его досада прорывалось в скупых, но емких строчках дневника.

В год того путешествия — в феврале — Фишману исполнилось шестьдесят лет. В тот же год стране, ровесником которой он был, исполнялось тоже шестьдесят лет, и все готовились к этому — тогда такому торжественному — юбилею. Где-то в недрах государственной машины составлялись и утверждались списки награждений, и в этих списках через край было тех, кто спустя полтора десятка лет с упоением будет разрушать и предавать возвысившую их страну. А вот Фишмана в этих списках — несмотря на огромные его заслуги, на личный юбилейный повод — не было. В 1976 году он получил орден

Октябрьской Революции, и это была последняя его правительственная награда… Последняя, полученная им от страны, ровесником которой он был.

Вернемся, впрочем, от прямого рассказа героя книги к рассказу о нем.

Глава 9 Неполученная вторая Звезда и горбачевские моратории

В 1982 году — как раз в День советской милиции — радио- и телеканалы СССР сообщили о смерти Брежнева. То, что в стране не все ладно, и даже очень неладно, понимали все, но мало кто тогда догадывался, чем все это кончится.

К тому времени даже многие смежники ВНИИЭФ разучились работать так, как работали прежде, но ядерщики еще сохраняли достаточно боевой тонус и работать все еще умели. Тому был ряд причин, начиная с особого кадрового отбора молодых специалистов и заканчивая неплохой оплатой труда уже с первых лет работы в институте. Так что в чисто профессиональном плане смерть Брежнева, а затем и смерть Андропова в 1984 году, на общую рабочую атмосферу повлияли мало. «Объект» пока работал, а не имитировал бурную деятельность.

В 1984 году ВНИИЭФ отметил юбилей местного, однако немалого значения: академику Харитону в конце февраля исполнилось восемьдесят лет. Юлий Борисович дожил до девяноста двух, так что в восемьдесят он был еще «в форме». Во всяком случае, в свой кабинет на втором этаже внииэфовского «Белого дома» — здания № 87/1, поднимался не на лифте, а по лестнице. К тому же — через одну ступеньку, как и всю жизнь до этого.

От тех дней сохранились черновики речи и тоста Фишмана в честь Харитона, и один черновик (судя по всему, самый первый и поэтому самый «сочный»), приводится ниже:

«Дорогой Юлий Борисович!

Дорогие товарищи!

Как-то в угаре непрерывной и титанической работы незаметно промелькнули Ваши, Юлий Борисович, юбилеи (50, 60, 70 и 75 лет), и вот незаметно подкралось 80-летие.

Почти половина прожитого отдана великому служению науке во имя Мира, которая в современных условиях равноценна борьбе (за право человеческого существования), за само существование жизни на земле.

Вряд ли какие-то, даже необыкновенные, слова могут сказать больше, чем сам факт столь длительной и не знающей устали Работы с большой буквы.

От всей души желаю одного, но самого главного — пусть все также продолжается на благо нашей великой Родины, а Вам, дорогой Юлий Борисович, — здоровья и радости!

27.02.84 г.»

Самому Фишману в этом году оставалось три года до 70-летнего собственного юбилея, и все, что он намеревался сказать Юлию Борисовичу — легендарному «ЮБ», можно было со спокойной совестью отнести и к самому Давиду Абрамовичу— тоже легендарному

«ДАФу». Именно что «в угаре непрерывной и титанической работы» в Сарове незаметно пролетело уже без малого сорок лет его жизни, и уже четверть века Фишман отвечал за конструкторскую разработку основной гаммы ядерных и термоядерных зарядов, входящих в ядерное боевое оснащение всех видов и родов Вооруженных Сил СССР.

Тот год был отмечен и юбилеем академика Зельдовича— в марте ему исполнялось семьдесят. Зельдович давно от оружейной тематики отошел, и, получив свои три Золотые Звезды, жил в Москве. Фишман в письме ему (ниже дан тоже черновик) писал:

«Дорогой Яков Борисович!

По правде говоря, никак не верится, что Вам уже 70!

Расстались мы с Вами уже порядком, но для нас, конструкторов, Вы навсегда останетесь молодым увлеченным, блестящим ученым — олицетворением выдающегося физика.

Не забывайте доброе время, когда мы вместе славно трудились.

Оставайтесь долго, долго таким, как мы увидели Вас по ТВ 28 февраля 1984 года.

Д.А Фишман.

08.03.84 г.».