Атомный ангел

Третьей в стопке оказалась открытка от коллеги, отдыхающего сейчас на Гавайях: белая полоска песчаного пляжа и яхты, лениво покачивающиеся на волнах. По лицу Слэна расплылась широкая улыбка – вспомнился долгий уик-энд на «Шансон-II». Почти два месяца прошло с того потрясающего, невероятного, немыслимо распутного, исполнившего все его потаенные желания, словом – с самого чудесного уик-энда в его жизни. Порой Гарри даже играл с мыслью написать Эве, но не решался – не дай бог, секрет раскроет его жена Миртл. Однако за прошедшие шесть недель он не раз замирал с открытыми глазами, откинувшись на спинку стула, и сознание его устремлялось далеко-далеко, на борт роскошной яхты под теплым средиземноморским солнцем, к немецкой красавице, раскинувшейся на мягких подушках королевского ложа, к ее крепкому и гибкому телу, упругой груди, влажному лону, умелым пальцам и язычку.

Фантазии Слэна прервал стук в дверь. На пороге стоял Мэтт Кросник, главный инженер завода АКПИ в Адамсвиле. По четвергам директор и главный инженер вместе обходили завод.

– Доброе утро, Мэтт, – поздоровался Слэн.

Начал было подниматься на ноги – и замер на полдороге, ощутив, что густо краснеет. Подняться из-за стола – по крайней мере, на глазах у постороннего – было для него сейчас смерти подобно: он был чертовски возбужден и понимал, что даже мешковатые брюки этого не скроют.

– Доброе утро, Гарри. – Мэтт бросил на него недоуменный взгляд и добавил: – Вижу, ты еще не закончил с почтой. Может, мне зайти минут через десять?

– Нет-нет, что ты! – поспешно ответил Слэн, более всего на свете желая именно того, чтобы Кросник вышел и зашел минут через десять. – Не беспокойся!

Согнувшись почти вдвое, он встал, застегнул пиджак, сунул руки глубоко в брючные карманы и бочком выбрался из-за стола. «Что это с ним? – подумал Кросник. – Радикулит, что ли?»

На адамсвильском заводе АКПИ трудились девятьсот тридцать человек. Уже пятнадцать лет работали они с гексафторидом урана – радиоактивным газом, создавая на его основе топливо, которому предстояло около года провести в активной зоне ядерного реактора, затем от полугода до года – на дне охладительного бака, а затем на несколько столетий скрыться в тяжелых радиационно-стойких контейнерах и упокоиться на дне океана или глубоко под землей. И за все эти годы ни один человек на заводе не погиб, не пострадал, не получил даже малейшей передозировки. Показателями безопасности своего производства Слэн гордился – и по праву.

После утренней проверки директор и главный инженер отобедали в столовой, затем Слэн вернулся в кабинет, сел за стол и продолжил разбирать почту. Где-то в середине стопки обнаружился большой белый конверт, адресованный ему и помеченный: «Конфиденциально, лично в руки». В углу конверта виднелась нью-йоркская марка, больше никаких особых примет не было. Интересно, кто бы мог это прислать. Никаких версий в голову не приходило. Слэн вскрыл конверт ножом для бумаги. Первой выпала оттуда записка, отпечатанная на машинке. Очень короткая. «Обращаюсь к вам по рабочему адресу, потому что плохо помню домашний. Надеюсь, этот маленький сувенир вас порадует!» Вслед за ней Слэн извлек четыре фотографии. Цветные фотографии, сделанные явно профессиональной камерой и фотографом, который, судя по четкости изображения, отличной композиции, глубине резкости и верности цветопередачи, свое дело знал.

На первом фото Гарри Слэн, совершенно голый, лежал на королевской кровати в обнимку со сногсшибательной обнаженной брюнеткой. На второй Слэн, снова голышом, стоял, согнувшись, посреди каюты, а та же брюнетка – обнаженная, если не считать высоких желтых сапог, – хлестала его веревкой по спине. При этом воспоминании Слэн поморщился: не от того, что его выпороли, а от того, что три недели после этого исхитрялся не поворачиваться к жене голой спиной. На третьем снимке Слэн и все та же красотка сидели вдвоем в кресле-качалке, судя по всему, на палубе яхты: за ними простиралось сапфировое море, а вдали, на горизонте, просматривались легко узнаваемые очертания французского порта Сен-Тропе. Приглядевшись, можно было заметить, что плавки у Гарри Слэна спущены до колен, а девица ласкает двумя пальцами его восставший пенис. На четвертой фотографии Слэн и девица занимались любовью в кабине, стоя на четвереньках, «по-собачьи».