Атомные в ремонте

В заводоуправлении собрались представители всех довольствующих управлений флота, которыми пытался руководить начальник вооружения и судоремонта флота Данила Иванович Феронов. В помещении стоял галдеж, Феронов повышал голос все больше и больше, но не по поводу восстановления лодки, а по причине неуважительного к себе отношения.

Пришлось взять дело в свои руки. Я отправил всех на лодку, чтобы каждый по своему заведованию получил у личного состава перечень оборудования, подлежащего замене. Дал на это четыре часа. Затем каждый должен был оставить мне копию перечня и отправиться добывать оборудование к себе на склад с базовым ЗИПом, а также выяснять возможности судоремонтного завода. Список недостающего оборудования с указанием чертежей и ГОСТов я попросил представить мне к вечеру следующего дня.

С представителями Адмиралтейского завода мы договорились, что они срочно поездом высылают изготовленное для строящейся лодки ограждение, а также бригаду рабочих для его монтажа и насыщения оборудованием, которое поставит флот. С этим все ленинградцы, кроме Самаркина и Хазанова уехали.

По моему вызову из ленинградского НИИ приехали два научных сотрудника, Володя Отсон (мой однокашник по академии) и Гиви Квачадзе. Я поручил им сделать обмеры рубки и по этим данным путем расчетов определить, годится ли она для дальнейшей эксплуатации. Для этого пришлось изготовить и установить струны и очистить корпус рубки от пробковой изоляции.

Комингс люка пришлось кое-где наплавить, а кое-где подшабрить.

К этому времени обломки ограждения были уже демонтированы, и шло получение поставок от довольствующих органов флота. Не хватало восьми позиций оборудования, в том числе подъемника командирского перископа. Я дал шифровку в Москву, и недостающее оборудование стали привозить на самолетах. Подъемник перископа пришлось взять с ремонтирующейся лодки.

На восьмой день пришел килектор и своим краном поставил на палубу лодки новое ограждение, состоящее из нескольких секций. Их монтаж и сварка были сложнейшим делом, поскольку нужно было обеспечить строгую соосность верхних и нижних отверстий для выдвижных устройств. Более подробно излагать ход работ не буду, так как это будет утомительно для читателя, незнакомого с деталями.

В восстановлении лодки участвовало более десятка организаций, и координировать их действия, а иногда и гасить вспыхивающие конфликты выпало на мою долю. С момента нашего приезда и до окончания работ прошло 20 суток.

Следующей столкнувшейся лодкой была, конечно, злополучная «Хиросима». Она просто не могла пройти такого рода аварии. Теперь у нее был полный набор: авария главной энергетической установки, пожар с затоплением и столкновение.

В восстановлении «Хиросимы» я участия не принимал, так как был занят чем-то более срочным. Помню только, что у нее была полностью смята носовая оконечность. Ей изготовили новый нос на северодвинском судостроительном заводе, прибуксировали его в Мурманск и там в сухом доке соединили с лодкой.

Следующее столкновение произошло в Тихом океане, в нейтральных водах, у входа в Авачинскую бухту.

«Супостат» врезался в правую мортиру гребного вала нашей лодки. Нужно и здесь отметить элемент везения. Попади он метра на три правее, и был бы пробит прочный корпус с вытекающими из этого трагическими последствиями. На восстановление этой лодки ездил Е.П.Балабанов. Оно организационно оказалось довольно простым: нужно было выполнить вполне очевидные корпусные работы. Как рассказывал Евгений Павлович, сила соударения лодок, судя по повреждениям, была очень большой. «Супостат» оставил в обломках кормы нашей лодки детали своего корпуса. Несколько железок и кусочек противогидролокационного покрытия Балабанов привез в Москву, и они некоторое время хранились в моем сейфе, где уже сложился музей подобного рода сувениров.

Однажды зимой 1977 года мне опять приказали срочно лететь на Север. Я был включен в состав комиссии по расследованию обстоятельств очередного столкновения. От меня требовалось оценить стоимость аварийного ремонта. Привезли нас на базу лодок, прямо к пирсу, у которого стояла «потерпевшая». Подошел к лодке, нос которой был виден еле-еле, так как стояла полярная ночь. Однако можно было разглядеть вмятину большого диаметра, очевидно, о борта чужой лодки. На первый взгляд, ничего особо страшного не произошло. Ну, вмятина, ну, зацепило обтекатели торпедных аппаратов. Я залез в надстройку с переносной лампой, и это впечатление подтвердилось. Помню, что я назвал какую-то незначительную сумму, оговорив, правда, что без докового осмотра окончательно определить размер повреждений невозможно. Доки в ближайшие 20 дней были заняты, и я улетел домой.

Когда лодку поставили в док, северяне попросили меня снова приехать, так как повреждения оказались непростыми, а их устранение проблематичным. В доке была осмотрена гидроакустическая выгородка, и она оказалась сильно поврежденной. Прогиб обшивки был так велик, что несколько излучателей гидроакустического комплекса, расположенных на своеобразном барабане, было разбито.