Атомные в ремонте

Комиссия была большая, я даже всех не помню. В ней были два офицера из ленинградского проектно-технологического бюро по ремонту лодок, один офицер из нашего ленинградского технического бюро, главный инженер северодвинского бюро «Онега» Кокорин, технолог из ЦНИИ технологии судостроения, главный наблюдающий за проектом Варварин, старший военпред-руководитель в проверяемом бюро мой однокашник Дима Елизаров и кто-то еще.

В поезде я не мог уснуть. Дело в том, что экспертиза проекта на ремонтопригодность никогда никем не проводилась. Мне не дали собраться с мыслями, а с конструкторским бюро шутки плохи. Там ребята умные и злые. Тем более, что со мной они уже были «в контрах». Приедет комиссия – что я ей скажу? С чего начну дело? Я даже не могу сформулировать, что такое ремонтопригодность. Слово это мелькало в разговоре, но определения этого понятия я нигде не видел.

На вокзале меня встречали с машиной, отвезли в Сормово в гостиницу, поместили в отдельный номер. Бюро выделило для работы с нашей комиссией заместителя главного конструктора Леонида Алексеевича Волкова и двух конструкторов, которые обеспечивали нас документацией и вызывали нужных специалистов. Видно было, что в бюро все насторожились – от нашей комиссии зависели все их планы, крах которых, они чувствовали, был реален.

Я собрал комиссию и объявил ей цель нашей работы: всесторонне проверить, годится ли лодка этого проекта для эксплуатации и ремонта. Если можно поправить проект, мы должны дать предложения, если нельзя – грамотно аргументировать заключение о его непригодности.

При обсуждении такой постановки вопроса на меня в атаку пошли не представители бюро, а Варварин и Елизаров, представители ГУК ВМФ. Они занялись казуистикой, пытаясь доказать, что о ремонте должен думать не проектант, а специализированное технологическое бюро. На свет был извлечен ГОСТ о ремонтопригодности, в котором это качество требуется от изделия. Лодку же мои оппоненты считали не изделием, а сооружением, состоящим из множества изделий.

Я потребовал ГОСТ на изделие и зачитал вслух, что изделием называется всякая готовая продукция, например, иголка или завод автоматических линий. Кроме того, я напомнил оппонентам, что комиссия назначена руководством ВМФ и Минсудпрома, и споры о целесообразности экспертизы уместнытолько с этим руководством, внутри же комиссии это смахивает на саботаж, чего я, как председатель, не потерплю.

Каждому члену комиссии я поручил свой участок работы.

Одним поручил проверить ресурсы механизмов и оборудования. Они должны были проверить все технические условия на поставку механизмов и выявить, какие механизмы выпадают из общего ряда, не дослуживают до общего для всей лодки срока межпоходового или среднего ремонта. Эта же группа должна была проанализировать, можно ли во время межпоходового ремонта выполнить ту или иную работу в условиях тесного расположения механизмов на этой лодке.

Одному человеку поручил проверять вопросы стандартизации и унификации, особенно арматуры и кабелей. Все наши проекты страдали многообразием клапанов. Вместо того, чтобы использовать серийно выпускаемый клапан, каждый конструктор норовил спроектировать свой, уникальный, что заводило ремонт в тупик.

Двоих (военного и гражданского) я посадил за разработку сетевых графиков для двух методов ремонта на плаву с кратковременной постановкой лодки в док для ремонта подводной части и на стапеле с разрезкой лодки на модули. Этой работе я придавал особое значение; меня интересовало, возможен ли принципиально ремонт лодки на плаву.

Сам я взялся за детальное рассмотрение расположения механизмов в отсеках на предмет возможности демонтажа, безопасной эксплуатации и доступности для осмотра. При возникновении вопросов или замечаний я вызывал соответствующего специалиста, и мы вносили ясность: если я ошибался, вопрос снимался, если я был прав, вопрос записывался в акт экспертизы. По острым вопросам я приглашал главных конструкторов по специальностям.