Мы пришли, не представившись, и уходили, не прощаясь. Уже таким образом я, Атомный и Эсно обменялись любезностями, потому что в нашем молчании наблюдалась взаимность. Он не хотел вспоминать нас, а мы не хотели запоминать его таким: не отчаянным героем, а присмиревшим, беспомощным и одиноким мальчишкой. Эсно не задерживал нас, а мы не искали повода остаться.
Всё то, что объединяло нас раньше, исчезло с амнезией Джесса, со смертью Седого. Расставание, которое было неизбежно само по себе, при таких обстоятельствах становилось практически безболезненным. Лучше не придумаешь. Да, это было бы самое лаконичное и нетривиальное прощание в истории, если бы мы в дверях не наткнулись на отца Джесса.
Взглянув на этого низенького, обрюзгшего немолодого мужчину, я поняла, что Джесс пошёл в мать. И, быть может, не только внешностью.
— Я вызову полицию, если вы немедленно не уберётесь! — без должных церемоний прошипел господин Эсно, глядя по преимуществу на Ранди. И это понятно: он видел в нём основную угрозу, даже не догадываясь, что тот не понимает ни единого его слова. — Могу себе представить, какой беспредел творится сейчас в армии, но это не значит, что здесь вы будете плевать на закон безнаказанно!
Я хотела было сказать, что мы пока не собирались плевать на закон, но тут же вспомнила, каким образом мы попали в эту самую палату.
— Я найду управу и на вас и на этого поганца Голдфри. Кем он себя возомнил?! — Когда Джесс беспомощно протянул «па-ап», Эсно-старший заговорил громче: — Я припру к столбу и самолично отдеру этого зарвавшегося недоноска.
Да, посмотреть бы на это хоть одним глазком.
— Можете так ему и передать! Без разницы, кого он сюда пришлёт! Джесс больше не может служить, таково распоряжение врача! — Казалось, последние слова предназначались его сыну, а не нам. — Мы уезжаем, как только доктор даст добро. Тут спасения нет не только от ирдамцев, но и от своих же. Не происхождение, так ранение делает его вне досягаемости для вас! Где это видано, чтобы дваждырождённый служил наряду с простой солдатнёй?! Подвергался телесным наказанием? Шёл в атаку?
— Действительно, — согласилась я.
— Или сражался бок о бок с неприкасаемыми отбросами, — процедил он сквозь зубы, глядя на Ранди так, словно был выше его не только статусом, но и ростом.
— А вот это вы зря. Всё-таки этот неприкасаемый отброс спас вашему сыну жизнь.
Я до последнего хотела держать это в тайне, но мне до ужаса захотелось сбить с него необоснованную «чистокровную» спесь. У меня выработалась острая непереносимость людей с нацистскими замашками, хотя все они в той или иной мере напоминали мне отца.
Пока господин Эсно пытался уложить эту новость в голове, я протиснулась мимо него в коридор.
— Подождите! Стойте! — Он догнал нас на третьем шаге, но уже выглядел запыхавшимся. — Если это правда…
— Это правда, но она вас ни к чему не обязывает.
— Если это действительно так… Боже… Поймите меня правильно, сейчас такое творится… — Его прошиб пот, который он промокнул платком. Его ухоженные руки дрожали. — Мало того, что наши войска отступают по всем фронтам, так ведь сейчас к людям в форме нет никакого доверия. Всюду агитаторы. Мальчишек хватают прямо на улице, сажают в поезда и увозят сразу на передовую. Ищут ненадёжных. Аресты, расстрелы. Вы не представляете, что сейчас творится в столице.
Это что, попытка вызвать сочувствие? Он думает, что видел самую страшную сторону войны, хотя это была только её тень. Просто длинная тень, которая коснулась его и напугала настолько, что он готов сделать своим врагом даже тех, кто его защищает: меня, Ранди, Голдфри, Седого, но не «чёрных». Ему нужен кто-то, кого он сможет обвинить во всём, что случилось с ним, с его сыном и городом, вот только войска Ирд-Ама пока ещё слишком далеко, расстояние делает их почти нереальными, каким-то мифическим чудовищем.
Мы не представляем, что творится в столице? Может, и так. Но мы куда лучше представляем, по каким причинам это происходит. Мальчишек хватают на улице и отправляют на фронт потому, что взрослые мужчины вроде господина Эсно собрали чемоданы и сбежали из Офры в безопасный Сай. А эти мальчишки слишком быстро умирают, поэтому скоро правительство будет набирать солдат из числа девочек, а господин Эсно и подобные ему станут критиковать столь варварский приказ, сидя в кожаном кресле у камина тихим вечерком.
— Разве презирая военных, вы не презираете собственного сына? — спросила я. — Если бы не его амнезия, Джесс не дал бы соврать: мы выполняли приказы, которые могли бы показаться вам бессмыслицей, самоубийством или преступлением. Солдат — это раб, пусть даже чистокровный.
— Рабам не свойственен героизм, — изящно парировал он. — Вы сделали это, потому что в вас говорит честь. Знаете, было время, когда я неустанно повторял Джессу, чтобы он бросил этих своих друзей-лоботрясов. Это он их так называл — «друзья». Но я знаю, что ни один из них не сделал бы то же, что сделали вы.
Как быстро он сменил гнев на милость.
— Ничего особенного. Такими нас воспитал «зарвавшийся недоносок» Голдфри.