Атлант расправил плечи. Часть 3. А есть А

Внизу было почти темно. Лишь изредка мелькал свет в окнах каких-то зданий, да трепетал отблеск свечей в богатых домах. Большинство сельских жителей вернулись к образу жизни тех давних веков, когда искусственное освещение было непомерной роскошью, и с заходом солнца жизнь прекращалась. Города казались редкими, словно высыхающими после отлива лужицами, все еще хранящими немного драгоценного электричества, но истощенными пустыней норм, квот, контроля и правил энергосбережения.

Когда город, бывший некогда морем огней — Нью-Йорк, — возник в темноте перед ними, он все еще вздымал огни к небу, все еще бросал вызов первобытной тьме, словно в последней просьбе о помощи простирал руки к летящему в небе самолету. Все невольно выпрямились, будто пребывали у смертного ложа умирающего императора.

Глядя вниз, они следили за его последними конвульсиями: автомобили с зажженными фарами метались по улицам, словно животные в лабиринте, неистово ищущие выхода, мосты были забиты, на подъездах к ним образовали цепочки светящихся фар, движение встало, отчаянное завывание сирен чуть слышно доносилось до самолета. Весть о том, что главная артерия континента перерезана, уже распространилась по всему городу, люди в панике покидали Нью-Йорк, хотя спастись было невозможно.

Самолет парил над вершинами небоскребов, когда город внезапно исчез, словно земля разверзлась и поглотила его. Они не сразу поняли, что несчастье достигло электростанций — и огни Нью-Йорка погасли.

Дагни ахнула.

— Не смотри вниз! — резко приказал Голт.

Дагни посмотрела ему в лицо. На нем было то суровое выражение, с которым он всегда принимал неизбежное. Ей вспомнился рассказ Франсиско: «Он ушел на завод "Двадцатый Век". Жил в мансарде в районе трущоб. Подошел к окну, указывая на небоскребы. Сказал, что мы должны погасить огни Нью-Йорка, и когда увидим, что так произошло, будем знать, что наша работа сделана».

Она подумала об этом, когда увидела, как трое: Джон Голт, Франсиско Д’Анкония и Рагнар Даннескъёлд, — молча переглянулись. Затем перевела взгляд на Хэнка Риардена; он смотрел не вниз, а вперед, словно вглядываясь в пустыню и оценивая возможные действия.

Когда она посмотрела на надвигающуюся тьму, на ум ей пришло иное воспоминание: минута, когда она, кружа над эфтонским аэропортом, видела серебристый корпус самолета, взмывавшего, подобно фениксу, из темноты земли. Она понимала, что сейчас они спасают все, что осталось от Нью-Йорка. Земля будет пустой, как пространство, в котором их пропеллер прорезал себе путь — таким же безжизненным.

Дагни будто прочитала мысли Ната Таггерта, когда он в самом начале пути также, вглядываясь в никуда, знал, что нужно проложить дорогу через целый континент. Перед глазами вспышками проплывали и исчезали фрагменты ее личной войны, оставшейся в прошлом. Она улыбнулась, вспомнив недоступный посторонним кодекс бизнесменов: «Мы покупаем, но нас не купить».

Она никак не отреагировала, когда увидела в зияющей бездне цепочку огней, медленно ползущих к западу и оставляющих за собой длинную яркую полосу света, словно бы охраняя путь, хотя понимала, что это всего лишь поезд.

Дагни повернулась к Голту. Он смотрел на нее, будто вчитываясь в ее мысли, и улыбнулся в ответ.

— Это конец, — сказала она.

— Это начало, — ответил он.

Они застыли в креслах, молча глядя друг на друга. Они никогда не чувствовали такой близости, общности цели и понимания зависимости друг от друга.

Нью-Йорк остался далеко позади, когда они услышали, как Даннескъёлд ответил на запрос по радио:

— Да, не спит. Вряд ли он сегодня будет спать… Да, думаю, сможет. — И оглянулся. — Джон, с тобой хочет поговорить доктор Экстон.

— Как? Он следует в самолете за нами?

— Конечно.

Голт поспешил вперед и схватил микрофон.

— Привет, доктор Экстон.

Голос его был негромким; в нем чувствовалась теплая улыбка.

— Привет, Джон. — Твердость в голосе Хью Экстона выдала, чего ему стоило мучительное ожидание этих двух коротких слов. — Я только хотел услышать твой голос… узнать, что все в порядке.

Голт усмехнулся и тоном студента, излагающего хорошо усвоенный урок, ответил:

— Конечно, все в порядке, профессор. Иначе быть не могло. А есть А.

Тепловоз, тянущий на восток «Комету», сломался посреди Аризонской пустыни. Состав остановился внезапно, безо всякой видимой причины, будто человек, не позволявший себе даже думать о том, что он перенес слишком много, словно что-то внутри него надорвалось.

Эдди Уиллерс вызвал бригадира, а после продолжительного ожидания смирился с выражением его лица.

— Машинист пытается устранить неполадки, мистер Уиллерс, — негромко и безнадежно ответил бригадир.

— Он не знает, в чем дело?

— Выясняет. — Мужчина выждал полминуты и пошел к выходу, но остановился и попытался объяснить, гоня от себя ужас: — Наши тепловозы непригодны, мистер Уиллерс. Их давным-давно нет смысла ремонтировать.

— Знаю, — спокойно ответил Эдди.

Бригадир понял, что лучше не вдаваться в объяснения: они порождали только ужас. Покачал головой и вышел.

Эдди Уиллерс сидел, вглядываясь в темную пустоту за окном.