Атлант расправил плечи. Часть 3. А есть А

— Что с этим механиком? — спросил зазывала, указав на него.

— Мистер Уиллерс, — мягко сказал бригадир поезда, — это бесполезно…

— Не покидайте «Комету»! — закричал Эдди Уиллерс. — Не дайте ей погибнуть! О господи, не дайте ей погибнуть!

— Спятил? — крикнул зазывала. — Ты не представляешь, что делается на железнодорожных станциях и в региональных отделениях! Все носятся, как куры с отрубленными головами! Думаю, к завтрашнему утру по эту сторону Миссисипи не останется ни одной действующей железной дороги!

— Лучше поехали с нами, мистер Уиллерс, — сказал бригадир поезда.

— Нет! — выкрикнул Эдди, сжимая металлическую ступеньку так, словно хотел, чтобы рука срослась с ней.

Зазывала пожал плечами.

— Что ж, твое дело!

— Куда вы направляетесь? — спросил машинист, не глядя на Уиллерса.

— Просто едем, приятель. Ищем место, где можно было бы остановиться. Мы из Калифорнии, из Империэл-Вэлли. Банда Народной партии отняла у нас урожай и продукты, какие были в погребах. Назвала это «чрезмерным накоплением». Поэтому мы собрались и пустились в путь. Ехать приходится по ночам из-за вашингтонской банды… Мы ищем хоть какое-нибудь спокойное место, где можно жить… Хочешь, поезжай с нами, а если нет, мы готовы высадить тебя у любого города.

«Эти люди, — равнодушно подумал Эдди, — не похожи на тех, кто способен создать тайное свободное поселение, да и шайкой грабителей им вряд ли удастся стать; они ничего не достигнут, как и этот неподвижный луч фонаря; и, как этот луч, сгинут в пустынных просторах страны». Он стоял на лесенке, сосредоточившись на луче, стараясь не смотреть, как последние пассажиры таггертовской «Кометы» пересаживаются в фургоны.

Бригадир поезда влез в фургон последним.

— Мистер Уиллерс! — крикнул он с отчаянием. — Поехали!

— Нет, — ответил Эдди.

Зазывала помахал ему рукой над головами других.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь! — в его голосе звучала то ли угроза, то ли просьба. — Может быть, кто-то появится здесь и заберет тебя отсюда через неделю или через месяц! Может быть! Но кто поедет сюда в эти дни?

— Проваливайте, — сказал Эдди Уиллерс.

Он снова залез в кабину, а фургоны, скрипя и покачиваясь, тронулись в ночь. Он сидел на месте машиниста неподвижного тепловоза, прижавшись лбом к бесполезному дросселю, и чувствовал себя капитаном тонущего океанского лайнера, предпочитающим пойти ко дну вместе с ним, лишь бы только не спасаться унизительным бегством на каноэ с дикарями.

Потом Эдди вдруг ощутил слепящий прилив отчаянного, праведного гнева. Вскочил на ноги и схватил дроссель. Он должен привести в движение поезд; во имя некой призрачной победы должен запустить мотор тепловоза и ехать. Утратив всякую способность думать, взвешивать и даже бояться, движимый каким-то высшим императивом, он наобум передвигал рычаги, дергал туда-сюда дроссель, нажимал на бездействующую тормозную педаль, пытался разглядеть далекую и вместе с тем близкую цель, зная только, что именно она вдохновляет его на отчаянную битву.

«Не дай этому погибнуть!» — восклицал его разум, и перед его взглядом вставали улицы Нью-Йорка. «Не дай этому погибнуть!» — и ему светили огни железнодорожных сигналов. «Не дай этому погибнуть!» — и он видел дым, гордо поднимающийся из заводских труб, пытаясь разглядеть сквозь него то, что объединяло все вспышки его видений. Он хватался за провода, соединял и разъединял их, а тем временем в уголках его сознания постепенно всплывал светлый образ сосен, залитых лучами солнца. «Дагни! — услышал Эдди свой беззвучный крик, — Дагни, во имя лучшего в нас!..» и снова дергал никчемные рычаги, бесполезный дроссель… «Дагни! — кричал он двенадцатилетней девочке на залитой солнцем поляне, — во имя лучшего в нас, я должен привести в движение этот поезд!.. Дагни, вот в чем было дело… ты знала это тогда, а я нет… ты знала, когда отвернулась и посмотрела на рельсы… я сказал: “Не бизнес и не деньги”… но, Дагни, сам бизнес, само умение выживать и есть лучшее в нас, вот что нужно защищать… во имя того, чтобы спасти это, Дагни, я должен привести в движение поезд…» Обнаружив, что лежит на полу кабины, и, наконец, поняв, что ничего поделать не может, Эдди поднялся, спустился из кабины, смутно тревожась о колесах тепловоза, хотя знал, что машинист закрепил их. Спрыгнув с последней ступени, он услышал, как захрустел под ногами песок пустыни. Он замер; в ужасающей тишине, из темноты раздавался шелест перекати-поля, напоминающий смех какой-то невидимой армии, получившей, в отличие от «Кометы», возможность двигаться. Услышав поблизости более резкий шорох, Эдди обернулся и увидел серый силуэт кролика, приподнявшегося на задних лапках, чтобы обнюхать подножку одного из вагонов «Кометы». В приступе убийственной ярости Эдди бросился к нему, словно мог отразить наступление противника в лице этого маленького, серого существа. Кролик юркнул в темноту, но Уиллерс понял, что этого наступления не отразить.