Ататюрк. Особое предназначение

В оккупированном союзниками Стамбуле, будущее которого оставалось неясным, подобная статья не могла остаться незамеченной.

Ее заметили и арестовали ответственного за публикацию этой статьи Зию Гёкальпа, главного редакторе «Большого обозрения».

Это был тот самый Гёкальп, которым так в свое время восхищался Кемаль.

Ярый поклонник французской школы социологии, последователь Эмиля Дюркгейма, первый профессор социологии в университете Стамбула (1915), Гёкальп — один из ведущих мыслителей-националистов движения «Единение и прогресс».

Турецкий центр, модернистские реформы, проводимые этим движением, иллюзия пантуранизма многим обязаны этому человеку, пережившему в юности все муки интеллектуального османского реформиста и националиста.

Неизменный член Центрального комитета «Единение и прогресс» с 1908 года, Гёкальп стал подлинным крестным отцом этого реформистского движения.

Обзоры, за которые он был прямо или косвенно ответствен — «Новое обозрение», где публиковалось интервью Кемаля о Дарданеллах, «Обозрение факультета литературы», «Обозрение политической экономики», — а также деятельность таких его коллег и учеников, как литератор и педагог Халиде Эдип или журналист и будущий биограф Ататюрка Фалих Рыфкы, обеспечивали ему значительное влияние.

Вся беда была только в том, что дальше всего этого словословия, дело не шло, воз оставался на прежнем месте.

Никто из сильных мира сего по-прежнему не интересовался Кемалем.

Как потом признавался сам Кемаль, это было самое тяжелое время в его жизни.

Даже на Дарданеллах, уверял он друзей, ему было легче.

Неопределнность давила хуже английских крейсеров и их пушек.

И все же рук он не опустил.

Нисколько не сомневаясь в том, что основные события развернутся в уже горевшей в огне восстаний Анатолии, Кемаль сплотил вокруг себя националистически настроенных офицеров.

Бывший морской министр Рауф, приехавший в Стамбул лечиться от малярии, командир корпуса Али Фуад, начальник жандармерии полковник Рефет и командир расквартированного в Эрзуруме Пятнадцатого корпуса Кязым Карабекир — все они были частыми гостями в его скромном жилище в Шишли.

Вхож был к нему и его бывший начальник штаба полковник Исмет, поначалу слабо веривший в возможность серьезной борьбы с Союзниками.

Офицеры прекрасно знали друг друга, а посему говорили откровенно.

Как наиболее заслуженный из всех, Кемаль сразу повел себя так, словно все эти известные и имевшие в армии вес командиры были обязаны подчиняться ему.

И все же полной уверенности в них у него не было.

Да и откуда ей было взяться, этой уверенности, если, в отличие от того же Карабекира, он все еще не имел никакой высокой должности, которая позволила бы ему влиять на происходящие события.

Слушая своих друзей, он постоянно раздумывал над тем, как поведут они себя в Анатолии, где тот же Карабекир в одночасье превратится в полновластного хозяина.

Да и командир стоявшего в Анкаре корпуса Али Фуад тоже вряд ли отказался бы возглавить борьбу за Независимость.

И чтобы хоть как-то сравняться со своими друзьями, ему надо было получить высокий военный пост.

Иначе о роли общенационального лидера ему придется позабыть навсегда.

Ему придется ехать в Анатолию в качестве частного лица, а это была уже совсем другая песня.

И вряд ли тот же Карабекир потерпит его первенство, явись он к нему в подобной ипостаси.

Особенно тяжело ему стало после того отъезда Карабекира и Али Фуада к войскам.

Неопределенность, к которой примешивался страх снова остаться не у дел, действовала угнетающе.

Предложений из дворца так и не последовало, и было похоже на то, что его «старый друг» навсегда забыл о своем верном фахри явере! Кемаль был в отчаянии.

Еще немного — и полный решимости отстоять от посягательства армян восточные провинции Карабекир возглавит борьбу за Независимость, и все его устремления и мечты уйдут так, как уходила вода сквозь песок в сирийских пустынях.

Как признавался позже сам Кемаль, даже на Дарданеллах он не тратил столько нервной энергии, сколько потерял ее за эти несколько месяцев своего пребывания в снова не принявшей его столице.

И как некогда в Софии, он решил отправиться в полыхавшую огнем восстаний Анатолию без высочайшего на то соизволения.

Но когда уже совсем отчаявшийся Кемаль принялся собирать чемоданы, случилось то, что рано или поздно случалось в судьбах многих великих, и судьба дала ему тот самый шанс, который и делал Александра Великого Великим, а Наполеона Наполеоном.

И этот шанс ему дал родственник Али Фуада, один из лидеров «Либеральной Антанты» и министр внутренних дел Мехмет Али, с которым Али Фуад познакомил Кемаля накануне своего отъезда из Стамбула.

И это знакомство сыграло решающую роль не тольо в судьбе самого Кемаля, но и будущего Турции.

А все дело было в том, что атмосфера в стране продолжала накаляться.

Через несколько дней после прибытия в Стамбул французский военный комендант Дефранс сообщал в Париж о той поразивших его нервозности и беспокойстве турок.

Он объяснял их «неопределенностью ситуации».