Атака мертвецов

– Да! – с пылом подтвердил Будберг, словно и сам не мог поверить в этакое чудо. – Германцы, видимо отвлекая наше внимание от прочих участков фронта, несколько дней тому назад стремительно бросились от Граева на крепость и бомбардировали ее огнем тяжелой артиллерии. Мы все, признаться, считали падение Осовца неизбежным. Просили продержаться хотя бы сутки. Однако крепость устояла. Немцы отступили, когда им открылась угроза обхода с нашей стороны.

Поговорили еще немного, обсудив положение дел на фронте и в тылу. Но ни слова не было сказано, для чего, собственно, Сергеевского вызвали в штаб армии.

– Явитесь на другой день, господин капитан, – так же любезно сообщил Будберг, отвечая на вопрос Бориса. – С утречка обо всем и узнаете. А пока отдыхайте. Вам выделена комната в гостинице….

Гостиница оказалась на окраине городка. Жалкий клоповник. Спать совершенно невозможно. Борис и не уснул бы, не будь уставшим после долгой дороги. Если не чувствуешь под собой ног, а глаза так и норовят спрятаться под колючие веки, на захолустье, неопрятность и клопов уже перестаешь обращать внимание. И спится в этом всем столь же сладко, как дома. Не потому ли приснились жена и дети? Почему-то в тот момент, когда они садились в поезд на Петербург, чтобы бежать подальше от войны, хотя Бориса тогда и близко с ними не было. Уже после жена сообщила, что в Нарве пришлось чуть ли не с боем пробиваться в вагон, а детей она и вовсе передавала через окна, в руки случайных, совершенно незнакомых людей…

Следующая ночь выдалась бессонной.

Приехав с Наркевичем в Гибы, штаба корпуса на прежнем месте они не обнаружили. Как выяснилось, он укатил вслед за наступающими войсками. Пришлось нагонять. Нескончаемый, текущий навстречу поток раненых не оставлял сомнений, в каком направлении двигаться – туда, на запад, в глубь лесов.

Ехали всю ночь. Сначала автомобилем, пока позволяли узкие проселочные дороги. Затем пришлось бросить машину, пересев на простую повозку – одну из многих в колонне целого крестьянского транспорта, добровольно шедшего вывозить раненых. А последних было до невозможности много. И поговаривали еще о целой массе, оставленной лежать в лесах без всякой помощи. Судя по рассказам, за эти два дня, что Сергеевский с Наркевичем потратили на поездку в штаб армии, здесь произошло жесточайшее сражение.

Судорожно сжимая кулаки, Борис молча негодовал. Его, почти единственного генштабиста, снимают с фронта в самый напряженный момент и отправляют в тыл только ради того, чтобы получить пять тысяч рублей «на организацию агентурной разведки»!

– Обязательно организуйте такую разведку, – приказало начальство, не дав, однако, каких-либо разъяснений, как все это делать. Похоже, им подобное тоже в новинку.

Еще более непонятной стала казаться эта поездка после слов Наркевича, сказанных уже на обратном пути, в поезде:

– К чему огород городить? Приказали бы выдать вам те же пять тысяч из денежного ящика штаба корпуса. Там больше миллиона лежит. Никто бы и не заметил. Потом дослали бы эту сумму, и вся недолга…

Перед самым рассветом, после долгих расспросов и скитаний, штаб нашли, наконец, в захолустной деревушке посреди леса. Сергеевский с ходу окунулся в привычную обстановку полной неразберихи. Болтающийся без дела Земцов ничуть не удивил, сообщив, что никакого управления войсками в этих бесконечных лесах нет и всяческая связь с ними, если даже была, давно прервана. Единственное, о чем он знал наверняка, – это об успехе общего наступления и огромных потерях.

* * *

Германцев теснили. С востока наседали 2-й Кавказский и 22-й армейский корпуса. С юга наперерез им шел 3-й Сибирский корпус. Чтобы хоть как-то сдержать их продвижение и дать возможность своим главным силам спокойно, без боев отойти к границе, немецкое командование бросило в южном направлении, примерно с линии Сувалки-Бакаларжево, несколько частей. Эти части оказались меж двух огней и совершенно перемешались в обширных Августовских лесах с наступающими русскими колоннами. В результате получился слоеный пирог, в котором ни у кого нет связи ни друг с другом, ни со своим командованием. Где сам черт не разберет, в какой стороне противник, а в какой свои. Все хваленое превосходство германского управления войсками сошло на нет, шансы сторон уравнялись, и русские, как всегда ценой огромных лишений и жертв, смогли вырвать победу.

Самые тяжелые потери понесли сибиряки в западном районе сражения. Германцам же больше всего досталось от финляндских и кавказских частей на востоке.

2-я Финляндская стрелковая бригада наступала с юга, вдоль шоссе Августов-Сувалки. Входивший в ее состав 5-й полк примерно на полпути наткнулся на ожесточенное сопротивление германцев. Те занимали лежавший впереди фольварк Ольшанка.