Атака мертвецов

Офицеры заметно скисли, не горя желанием идти к командиру. Видя такое дело, полковник фон Раупах, пригладив усы и мушкетерскую бородку, неожиданно заявил:

– Я пойду, господа. Поддержу вас авторитетом своих «малиновых кантов»[50].

Интересная личность этот корпусный прокурор. Насколько успел его узнать Сергеевский, фон Раупах являл собой кладезь практически всех положительных человеческих качеств. Честолюбив, решителен, справедлив. К своим сорока двум годам побывал соавтором Платонова в написании первого варианта «Лекций по русской истории» и сделал великолепную карьеру, заслуженно получив два высоких ордена. До прикомандирования к 22-му корпусу состоял в должности помощника прокурора Петербургского Военно-окружного суда и, оставаясь числиться за этим судом, одновременно служил военным прокурором Гельсингфорса.

– Нет, Роман Романович, – решительно возразил Борис. – Спасибо, но мы пойдем сами. Все вместе. Только докладывать будет старший по чину, то есть я.

В сарае, окружив командира корпуса, офицеры пропустили Сергеевского вперед. Тот, приложив, как и положено, руку к козырьку, произнес:

– Ваше превосходительство, офицеры Генерального штаба просят разрешения доложить их мнение.

– Пожалуйста, пожалуйста. – Генерал отреагировал на удивление спокойно. Казалось, ему, наконец, удалось взять себя в руки. – Я даже рад, что вы обращаетесь ко мне, и очень ценю мнение моих младших товарищей по штабу.

Борис неторопливо, но немногим более резко, чем следовало бы, изложил принятый генштабистами план дальнейших действий корпуса, закончив совсем уж неуместной фразой: «Мы считаем, что иного решения и быть не может!»

Сразу пожалел об этом, но слово не воробей…

– Неужели вы, господа, думаете, что я этого не понимаю? – почти без паузы ответил Бринкен. – Я, да будет вам известно, вполне того же мнения. Но, как уже упомянул, не имею никакого права предпринимать движения в ином направлении, не получив на то соизволения нового командующего армией. А кто, скажите, пожалуйста, доставит мне это самое соизволение?!

Тон, которым были сказаны последние слова, иначе как вызовом не назовешь. Будто перчатку в лицо бросил.

Не раздумывая, Борис опять козырнул:

– Если позволите, я постараюсь проехать в Граево и оттуда переговорю с генералом Флугом.

Командир корпуса вдруг сорвался с места, подскочил к Сергеевскому и, схватив его руку, затряс, рассыпая фальшивые, насквозь пропитанные сарказмом благодарности. Потом и вовсе принялся обнимать, целуя и неприятно щекоча лицо своими громадными усищами.

– Прекрасно понимаю, мой друг, на какой страшный риск вы идете! – с показной патетикой воскликнул Бринкен, чье поведение напоминало сейчас игру плохого актера. Вот-вот слезу пустит.

Борис уже испугался, что так и случится, но все закончилось предложением генерала взять его личный автомобиль как наиболее надежный.

Через несколько минут Сергеевский уже трясся по дороге в генеральском авто, не забыв прихватить себе в конвой двух стрелков из ближайшей расположившейся на отдых роты. Просто подъехал к ним и вызвал добровольцев, честно предупредив, что поездка будет небезопасной. Охотники нашлись почти сразу. Пришлось даже выбирать.

– Ваше высокоблагородие! – окликнул один солдат. – Возьмите меня. Помните, я и прошлый раз ездил с вами. Я вас знаю. Не выдам, случись чего…

Хоть и было уже в машине двое стрелков и Сергеевский крепко нервничал из-за вынужденной задержки, но старого знакомца все же взял, отпустив одного из севших ранее.

Пока проезжали спавшую вдоль дороги колонну, шли с огнями. Затем, помня о коннице противника в тылу, Борис приказал фары погасить. И наступила кромешная тьма…

С неба, затянутого сплошными, непроглядными тучами, снова заморосил дождь. Стрельбы нигде не слышно. Лишь тарахтение мотора, скрип и постукивание кузова на неровностях да хлюпанье под колесами. Ехали медленно, по глинистой дороге, раскисшей от непрерывного дождя, не раз теряя колею во мраке. Темно, хоть глаз выколи. Только зарево пожара над Лыком, временами видневшееся на западе, давало кое-какой свет.

Благополучно миновав Боржимен и Райгрод, к десяти вечера прибыли в Граево. Поздновато для связи со штабом армии, но ждать утра Борис не собирался. Всеми правдами и неправдами выяснил, что здесь имеется военный телеграф с Осовцом. Нашел его в каких-то казармах. Растолкав сонного телеграфиста, заставил вызвать крепость, чтобы там пригласили к аппарату кого-нибудь из штаба армии. Ему ответили, что в Осовце лишь сам генерал Флуг. Штаб еще не прибыл. При генерале только какой-то капитан Генерального штаба. Когда того вызвали, Борис продиктовал телеграфисту:

– «Перед командиром корпуса четыре возможных решения: первое – продолжать наступление на Маркграбово; второе – отойти к Августову; третье – оставаться на месте; четвертое – ударить через Рачки и Бакаларжево на Сувалки, обеспечив себя бригадой со стороны Гольдапа. Генерал Б. избрал последнее решение и на рассвете выступает, но просит командующего армией одобрить его план».