Осмотрев с ее помощью весь дом, Сергеевский распределил комнаты, которые выглядели более-менее прилично, по командам корпусного управления. Затем приказал старухе сварить кофе, а сам с Земцовым, выставив привезенных солдат в караул, пошел в город на поиски чего-нибудь съестного.
В магазинах было не протолкнуться. Среди местных часто мелькали русские солдаты, тоже делавшие покупки. На счастье, торговля шла в том числе и за рубли. В одном из магазинов Сергеевский приобрел колбасу и сыр, в другом – шоколад и печенье. Все немецкого производства, хотя в последнем случае продавец, внешне подозрительно смахивающий на еврея, предложил купить у него печенье московской фирмы, но заломил невообразимо высокую цену.
– Что?! – поразился Мишель, услышав названную сумму. – За рубль и десять копеек? Это с каких пор обычное печенье так подорожало? Или просто потому, что оно русское?
Борис, конечно, понимал, что здесь это заграничный товар. К тому же идет война… Только пересилить себя не мог, чтобы так вот запросто взять да и заплатить втридорога за такую-то малость. Ей же в Москве красная цена тридцать копеек. Но спорить не стал, попросив продавца показать что-нибудь другое. В результате купили очень дешевое немецкое печенье. Ничем особенным оно не отличалось. Это поняли, когда вернулись в здание школы, где долго пили кофе. Сначала с бутербродами, потом вприкуску с печеньем да шоколадом. И снова с бутербродами, успев изрядно проголодаться, поскольку впустую прождали штаб до самого вечера. Только перед темнотой пришел единственный автомобиль с председателем корпусного суда, прокурором и еще несколькими офицерами. Им удалось отпроситься из колонны, которая до сих пор двигалась по шоссе на Граево. Никаких особо ценных новостей они не привезли.
Темнота, поглотившая город, принесла тишину и опустение на улицах. Жители будто затаились в предчувствии чего-то нехорошего. И это нехорошее не замедлило явиться в облике изрядно потрепанных русских солдат крайне замученного вида. Разрозненными группами они брели по главной улице, едва волоча ноги. Нескольких задержал караул на гауптвахте. Караульный начальник – пожилой унтер с густыми рыжими усами – не нашел ничего лучше, как послать вестового за ближайшим офицером. А поскольку рядом располагалась школа, занятая под штаб, идти опрашивать задержанных пришлось не кому-нибудь, а Сергеевскому.
Солдат было пятеро. Их держали на плацу.
Оружие, похоже, не забрали, но двое без винтовок. Кое у кого нет головных уборов, лишь всклокоченные волосы торчком. Гимнастерки грязные, местами порваны и в подпалинах. И глаза у всех что плошки, словно черта видели.
Они тараторили, перебивая друг друга, не слушая, что говорит сосед или о чем их пытаются спросить. В общем гвалте проскакивали отдельные пугающие фразы:
– Сильный огонь… Наши разбиты… Все кончено… Все погибли…
Где и что именно произошло, Борис не понимал. А вразумительных ответов добиться не мог, как ни пытался.
Пока пробовал разговорить солдат, где-то дальше по главной улице раздались одиночные выстрелы. Затем кто-то дико заорал, и послышался звон осыпающегося стекла. Сергеевский подозвал унтер-офицера:
– Вышлите патруль. Пусть прекратят это безобразие.
– Извините, господин капитан, но я подчиняюсь не вам, а коменданту города. К тому же не считаю возможным разъединять силы караула, когда, судя по всему, – кивок на задержанных, – поблизости находится неприятель.
– Что ж, тогда я забираю у вас этих солдат. – Борис повернулся к пятерым опрашиваемым, коротко бросив: – За мной! – И сам направился на звуки выстрелов.
Луна светила ярко, и вся улица была как на ладони. Теплый, нагретый за день воздух еще не остыл. В такую-то пору с барышней надо прогуливаться, а не с рядовыми по переулкам бегать…
Держась в тени домов, Сергеевский со своим небольшим отрядом обогнул один квартал и выбежал снова на главный проспект. С противоположной стороны по тротуару брел солдат. Дико крича во всю глотку, он с размаху вколачивал приклад своей винтовки в окна, что попадались ему по пути. В основном от рук вандала страдали магазины. Разбив очередное стекло, в следующее он выстрелил. Брызнули осколки.
Пьяный, что ли?
– Эй, солдат! – окликнул его Борис.
Тот повернулся на голос и вдруг быстро пальнул навскидку. Пуля, вжикнув где-то в стороне, громко щелкнула о камень за спиной. Не медля ни секунды, Сергеевский бросился к солдату, на ходу крикнув:
– Стать смирно!
Обезумевший вояка передернул затвор и прицелился в грудь набегающего Бориса. Вот-вот грянет выстрел. Почти в упор. Шансов никаких. Сергеевский видел, что ничего не успевает сделать…
Сухой щелчок хлестнул по нервам. Осечка! В следующее мгновенье капитан оказался рядом. Схватил винтовку за штык и задрал вверх. Тут же появились его солдаты. Скрутили стрелявшего, вырвав оружие из рук.
Молодой парень. Судя по погонам, из финских стрелков. Только взгляд сумасшедший, и бормочет что-то совсем уж бессвязное. Или напился вдрызг, или обезумел.
– Ведите его в караулку, – приказал Борис, приняв у солдат отобранную винтовку.