Атака мертвецов

– Вы переданы Северо-Западному фронту, – говорил он слегка неуверенно, подолгу разглядывая карту и размышляя чуть ли не над каждым словом. Будто и сам не знал, как поступить с нежданно-негаданно свалившимися на голову четырьмя Финляндскими стрелковыми бригадами, мортирным артдивизионом, двумя сотнями Оренбургских казаков, саперным батальоном, авиационным отрядом с машинами, почти непригодными к полетам, и Донским казачьим полком, вместе взятыми. А это без малого тридцать два батальона при ста тридцати вьючных пулеметах, сто десять орудий, девять сотен конницы да шестнадцать полковых команд в придачу. – …Направляетесь по двум железным дорогам: часть эшелонов уже ранее прошла на Белосток-Граево, часть вместе с вашим штабом убудет на Сувалки-Августов. Корпус должен встать между Первой армией Ренненкампфа и остатками Второй. Сосредоточение основных сил в районе Лыка[16]…

Пришлось повременить с разгрузкой и ехать дальше. На рассвете пятого сентября поезд был уже в Сувалках, а затем добрался до Августова.

День пролетел в сплошной беготне. Сергеевский то встречал составы с войсками, выясняя, какие части корпуса пришли, то ждал прибывающих, то производил выгрузку, то ставил задачи командирам частей, то мотался на телеграф и обратно.

Зато знал, что 1-я и 3-я Финляндские стрелковые бригады высаживаются вперемешку в местечке Граево и на русско-германской пограничной станции Гросс-Просткен на линии Осовец-Лык. Из этих частей один Финляндский стрелковый полк выдвинут к перешейку среди Мазурских озер у города Арис[17], сводный отряд из трех других Финляндских полков наступает на Иоганнисбург[18], где по имеющимся сведениям находится казачья сотня разбитой 2-й армии, ничего не знающая о противнике. Севернее Ариса части 1-й армии, главные силы которой сосредоточены дальше на север, наблюдают за перешейками между Мазурских озер. Остатки 2-й армии находятся слева, примерно на фронте Щучин-Млава. По всему выходило, что противник еще где-то за Мазурскими озерами, а где именно – никому толком не известно.

Высадка подходила к концу. Отправлялись вперед сводные отряды случайного состава, кто выгрузился раньше, а штаб все так же продолжал сиднем сидеть в своем уютном вагоне. Словно не на войну приехали, а учебные маневры проводить.

Вечером шестого сентября Сергеевский узнал, что передовые части корпуса, двигавшиеся на Иоганнисбург, встретили серьезное сопротивление германцев и отходят к Бяле. Начальство, выслушав его доклад, и теперь не зачесалось. Приказало спокойно готовиться к выступлению на Лык, запланированному на завтра.

– Начинаем «по-маньчжурски», – невесело усмехнулся Земцов, комментируя это распоряжение. – Воюем отрядами случайного состава, со случайными же начальниками и дезорганизованным управлением.

Кивнув, Сергеевский с нескрываемой злостью добавил:

– В то время как настоящее начальство сидит в Августове, не высовывая носа из штабного вагона, и расстраивает свое больное воображение тыловыми сплетнями…

С утра штаб корпуса выступил, наконец, из Августова вместе с частями 4-й Финляндской стрелковой бригады. Шли несколько кружным путем, через Райгрод, зато по идеально гладкому шоссе.

Сергеевский начал этот марш в автомобиле вместе с другими офицерами штаба. Однако уже через несколько верст они нагнали свой обоз, по неизвестным причинам оказавшийся вдруг впереди.

– …Господин капитан!

Услышав знакомый зычный голос, Борис обернулся. И увидел свою лошадь!

Конечно же, кричала не она. Горланил вестовой, который сам ехал верхом и вел за узду лошадь Бориса.

При переводе в Генеральный штаб у Сергеевского своей лошади не было, хотя в мирное время он имел право получить ее по казенной цене из какого-либо кавалерийского полка. Будучи еще в Финляндии, где в состав корпуса входил драгунский полк, оставшийся впоследствии в Гельсингфорсе, генерал перед самым отъездом приказал командиру драгун уступить Борису одну из строевых лошадей, доставив ее в Выборг ко времени прохода штабного эшелона, и погрузить в этот эшелон. Ему прислали не только лошадь, которая оказалась прекрасно выезженной полукровной кобылой, но и сопровождающего – Петра Семенова, тоже при лошади. Так Сергеевский стал счастливым обладателем двух лошадей и одного расторопного вестового, о чем после ни разу не пожалел.

– Семенов? – удивился и обрадовался Борис, выпрыгивая на ходу.

Из на столь малой скорости двигавшегося «шагом» автомобиля сделать это было проще пареной репы.

Широко улыбаясь, драгун царским жестом подвел красавицу кобылу, словно знал, что «его благородие» будет весьма доволен. А ведь прав, сукин сын. Конь на войне – ближайший друг и соратник офицера, особенно штабного.

Не без удовольствия Сергеевский забрался в седло и дальше поехал верхом. Впрочем, его наслаждение длилось лишь до большого привала, устроенного под самым Райгродом.