Он сунул цветок в карман, пошел ей навстречу. Марина сбежала к озеру:
— Вот он, полюбуйтесь? Давно пора ехать, дома все с ног сбились. А он… Да ты что, болен?
— Н-нет… Почему же?
— Так на тебе лица нет.
— Уснул ненароком, вот и…
— Нашел время! Пойдем скорее. Там все ждут!
Только в вертолёте, когда домики Отрадного скрылись в частоколе вершин, Максим сунул руку в карман, чтобы еще раз взглянуть на диковинный цветок. Однако в кармане было пусто. Он обшарил все кругом, оглядел пол кабины, заглянул под кресло — цветок исчез. Видно, он выронил его в спешке отъезда. Будь это дома, на земле, Максим обыскал бы каждый уголок, где был в этот день. Но могучий винт машины нес его все дальше и дальше, и от дома и от озера. И низкий гул мотора перечеркивал все, что оставалось за сплошным морем тайги…
9
В институтском общежитии Максим оказался в одной комнате с третьекурсниками-палеонтологами. Ребята они были интересные, начитанные. По вечерам к ним часто приходили друзья-биологи, и они часами спорили — о путях развития жизни на Земле, о главных направлениях и законах эволюции, о новейших открытиях в молекулярной генетике.
Многого в этих спорах Максим не понимал, о многом вообще слышал впервые. Но ребята охотно посвящали его во все тонкости. И, незаметно для себя, он также увлекся наукой о вымерших животных, тем более, что это была одна из тех наук, заняться которыми советовал еще Крайнов.
Естественно поэтому, что и первым институтским другом Максима стал его сосед по койке, староста палеонтологического кружка Миша Глебов. Он сразу взял «зеленого» первокурсника под защиту своего авторитета, а вскоре затащил и на заседание кружка.
Здесь Максиму понравилось с самого начала. Тон в кружке задавали те самые ребята, которые собирались у них в комнате. Но теперь нить их споров умело направлялась и поддерживалась доцентом Стоговым, совсем еще молодым ученым, но с такой эрудицией и знаниями, что студенты почитали его, как бога. Стогов быстро обратил внимание на нового члена кружка, и уже к концу семестра Максим получил тему для доклада — «Филогения лошади в свете палеонтологических данных».
К докладу Максим готовился тщательно. Проштудировал всю рекомендованную Стоговым литературу, перерыл фонды музея и открыл для себя картину поистине удивительную. Оказывается, предком лошади, жившим более шестидесяти миллионов лет назад, был некий эогиппус, животное величиной с кошку с короткими трехпалыми ногами и плоской мордой. На лошадь оно походило не больше, чем моська на Слона. Но, поместив между этим эогиппусом и современной лошадью все известные палеонтологам промежуточные формы, Максим получил как бы сплошную лесенку, каждая ступень которой отличалась от соседней лишь самыми незначительными деталями.
Тогда и возникла мысль построить такую же лесенку для человека. В памяти, правда, были еще свежи беседы с Крайновым. Но, может быть, тот просто не знал всех достижений палеонтологии? Уж если для лошади получены столь поразительные данные, то какой материал, должно быть, накоплен по филогении человека. С неделю Максим не вылезал из библиотеки, прочел все, что смог найти по вопросу о наших предках. Потом поделился своими мыслями с Михаилом. Но тот сразу умерил его пыл:
— С человеком хуже. Слишком мало ископаемых остатков. И вообще, строго говоря, это уже сфера деятельности не палеонтологов. А ты вот что… Есть тут один парень с отделения бионики, Антон Платов. Так он уж сколько лет этим вопросом занимается. Только… Как бы это тебе сказать?
— А что?
— Да больно он того… Нигилист какой-то. Ни авторитетов для него не существует, ни общепринятых представлений. Все надо самому проверить, пощупать. Все известные теории готов вверх ногами перевернуть. А уж спорить с ним… Лучше не связывайся. Но в общем — голова!
— Он что же, филогению человека построил?
— Не то чтобы построил. Не так это просто — нашу родословную раскопать. Но во всем, что касается антропогенеза, у нас тут, пожалуй, никто с ним не потягается. Сам Стогов его в аспирантуру звал. Только теперь они, как кошка с собакой. Из-за астия.
— Из-за астия?!
— Нуда. Он, понимаешь, выступил у нас в кружке. И заявил, что по имеющимся у него представлениям — как это тебе нравится: «по имеющимся у него представлениям»? — человек жил еще в астийское время. И не где-нибудь, а у нас, в Сибири.
— Так это здорово, Мишка, просто здорово! — обрадованно закричал Максим.
— Стой ты — здорово! Здоровее некуда. Стогов его, понятно, к стенке: какие, дескать, у тебя доказательства? А он свое: а какие, говорит, доказательства, что в астийское время людей не было? Ну, дальше — больше. Такая перепалка началась, только держись!
— Слушай, Михаил, познакомь меня с ним.
— Хоть сейчас. Это над нами, на пятом этаже. Пойдем!
Друзья вышли на лестницу.
— Миша, а ты не знаешь, что за растительность была в астийское время? — спросил Максим. — Не росли тогда цветы, меняющие окраску?
— Как — меняющие окраску?
— Ну, скажем, с зеленой на красную, синюю и обратно.
— Что за фантазия пришла тебе в голову? Таких цветов не было нигде и никогда.