Одних Призрак знал по именам, других еще и по роду занятий. К примеру, Олли был «собачьим золотарем»[10]. Он собирал по улицам собачье дерьмо и продавал на рынке Бермондси. Скверно только, что непроданный товар Олли приносил домой. Всякий раз, проходя мимо него, Призрак задерживал дыхание, но все равно не забывал приветливо махнуть рукой. У кого-то в нишах горели свечи, и Призрак был благодарен им за свет. Но хватало и тех, кто экономил каждый пенс. Эти лежали в темноте, дрожа от холода и глотая слезы. Еще несколько часов, и наступит стылый рассвет, начнется очередной день выживания, губительного для тела и души. Как и вчера, вокруг будет шуметь и бурлить Лондон – самый современный город мира. Сияющий бриллиант великой империи ее величества.
Мэгги сидела возле костерка. По вечерам она варила жиденький суп, наливая его в миски всем желающим. Этот суп называли хлёбовом. Обитатели туннеля благодарили Мэгги: кто вслух, кто простым кивком. Но все они – щедрые на похвалы и молчуны – опасливо поглядывали туда, где в нескольких шагах от Мэгги свет проигрывал сражение с тенями. Там в прямом и переносном смысле правила тьма. Обитатели туннеля молча благодарили Бога, пославшего им этого индийского парня. Кто знал его имя, кто называл его просто «парнем Мэгги». Главное, он навел в туннеле порядок, и теперь в нишах можно спать, не опасаясь ночных нападений.
Мэгги и Призрак сидели рядом, прислонившись к влажной стене туннеля. Возле их ног догорал костер. Мэгги подтянула колени к подбородку и обхватила плечи, чтобы было теплее. Ее длинные седые волосы («мои ведьмины волосы», как говорила она) свешивались на подол грязного серого платья. Башмаки Мэгги не имели шнурков, поскольку так ее устраивало больше. Она постоянно твердила, что ненавидит ощущение «связанности». Давным-давно («гораздо раньше, чем у твоего отца в известном месте появился намек на тебя») Мэгги увидела картинки, изображавшие китаянок. Больше всего ее ужаснули колодки на ногах тех женщин. После этого она навсегда избавилась от шнурков. Мэгги умела сопереживать другим.
Вот и сейчас, услышав от Призрака новость, она искренне опечалилась и испугалась за юношу.
– Чего это им понадобилось приходить за тобой? – спросила старая женщина.
– Не за мной. Они станут расспрашивать обо мне, и кто-то наверняка укажет на тебя, – объяснил Призрак.
– Это уж как пить дать! – горделиво фыркнула Мэгги. – Меня здесь всякий знает.
Мэгги было недостаточно помогать людям. Ей нравилось, что люди знают о ее помощи и ценят ее усилия.
– Еще бы тебя не знали, – улыбнулся Призрак. – Я лишь прошу тебя быть осторожной и не наговорить лишнего.
– Что значит лишнего? – нахмурилась Мэгги.
– Кто-то из здешних обязательно скажет, что я защищаю тебя от воров и бродяг. Словом, от всего сброда, что гнездится в самом конце туннеля. Такие слова мне на пользу. Те, кто будет спрашивать, поймут: в случае чего я могу и кулаки в ход пустить. Ничего страшного в этом нет, но вот приукрашивать мои способности ни в коем случае не стоит.
– Не забывай, я видела, как ты дерешься, – понизила голос Мэгги. – Никакое это не приукрашивание.
– Вот об этом, Мэгги, я и толкую. Я совсем не хочу, чтобы ты им рассказывала о таких вещах. Тот, кто может дать сдачи, совсем не обязательно мастер этого дела. Теперь тебе понятно?
– Да вроде начинает доходить.
– Наверное, они будут дотошно расспрашивать о нашей первой встрече… Говори, что захочешь. Например, нашла меня пьяным в канаве. Только не рассказывай им про события на кладбище.
Мэгги потянулась к его руке. Призрака удивило, что ее высохшая рука почти такая же смуглая, как его собственная.
– Бхарат, неужто ты попал в беду?
– Я тронут твоей заботой.
Женщина усмехнулась:
– Я ж только что сказала: видела я, как ты дерешься. Это другим беспокоиться надобно, но…
– Но… что? – опустив голову, спросил юноша.
– Я видела и другое. Помню, с какой неохотой ты убивал того высокородного мерзавца. Видела, как весь твой пыл куда-то делся, будто вылили его из тебя, как вино из бутылки. Поняла я тогда: ты здорово умеешь убивать, но совсем не любишь это занятие. А злодеев на своем веку я пересмотрела более чем достаточно. Им кому-нибудь зубы выбить – плевое дело. И не то чтобы их кто-то оскорбил, а так – пива перебрали и руки зачесались. Но не такие они безмозглые, чтобы на всех без разбора с кулаками лезть. Они горазды бить тех, кто послабее, кто отпора не даст. Бог мне свидетель, у меня двое таких мужей было. Но видела я и других. Те никогда первыми не лезли, но уж если их тронули – в долгу не останутся. Может, кто-то из них и гордился, что проучил разную дрянь да пьянь. А может, сделал дело и забыл.
Призрак молчал.