Да, местность вокруг казалась мертвой и безжизненной. Но опасность все же существовала. И когда на вечерней стоянке для Джоанны разбили шатер, стражи окружили его плотным кольцом. Аль-Адиль сказал, что это сделано для ее же блага: с недавних пор здесь снуют шайки бедуинов, а эти разбойники никому не служат, и лучше ему позаботиться об охране самой большой драгоценности его сердца.
– А ведь некогда тамплиеры избавили этот край от набегов бедуинов, – не смогла не заметить Джоанна.
Эмир ответил, что, если они смогут выполнить то, что задумал Мелек Рик, однажды он, аль-Адиль, возьмет тамплиеров себе на службу, дабы они, как и ранее, охраняли пути в Иерусалим.
– Но все это мы обсудим немного позже. – Лукаво улыбнувшись, аль-Адиль поклонился ей и пошел к своим людям.
Когда это – немного позже? Эти слова эмира взволновали Джоанну. День был на исходе, все располагались на отдых, однако шатер установили только один, и Джоанна сидела в нем, даже не скинув плаща. Женщина, волнуясь, гадала: не решит ли эмир Малик аль-Адиль, что раз сестра короля в его власти, то можно и не ждать, когда состоится их бракосочетание, а заполучить ценный трофей уже сегодня?
Суровая армянка Даниэла зажгла ароматные курения, чтобы освежить пыльный воздух, а Гаянэ помассировала госпоже плечи, но Джоанна все равно была слишком взволнована, чтобы расслабиться. Она слышала, как молятся мусульмане, и ожидала, что будет, когда их молитва окончится.
Наконец появились слуги с подносами, на которых были лепешки, миндальное печенье, виноград и ломтики сушеной дыни, а также красивые кувшины с напитками. Расставив все на низеньком столике, слуги с поклонами удалились, но тотчас пола шатра откинулась и появился аль-Адиль. Он был все в той же светлой распашной одежде, под которой поблескивала кольчуга, и чувствовал себя в шатре не гостем, а хозяином. Когда он сел, Джоанна достаточно резко спросила:
– Чем я обязана вашему визиту в столь поздний час?
Улыбка на миг исчезла с лица аль-Адиля, но потом он снова улыбнулся.
– О, звезда моей любви, вы ведь не невинная дева, чтобы так опасаться мужчину. Не сверкайте очами, я не посмею поступить с вами, как поступают эти шакалы бедуины с оказавшимися в их власти пленницами. И хоть мне горько, что мысль о нашем сближении столь ужасает вас, я скажу: не только мое почтение к благородной невесте и уважение к гордому Мелеку Рику вынуждает меня ночевать вдали от вас, но и моя вера. Ныне у нас на исходе священный месяц рамадан. А я, как всякий правоверный мусульманин, чту пост этих дней. И хотя на время моей поездки я был освобожден от всех предписаний поста, мне еще предстоит очиститься и вымолить прощение за это освобождение. Это дело моей души, ибо в исламе отсутствует духовенство, которое может отпускать грехи верующим от имени Бога. Мусульманин сам отвечает перед Аллахом за свои деяния.
Джоанна перевела дыхание и села за столик напротив аль-Адиля. Все, как и ранее: сначала она опасается этого иноверца, а потом проникается к нему симпатией и доверием. И молодая женщина, с охотой отпив немного виноградного сока, стала слушать объяснения «жениха», что строгий пост рамадана в течение каждого светлого дня после захода солнца можно уже и не соблюдать.
К тому же аль-Адиль заметил с усмешкой:
– А еще насчет рамадана в Коране написано: «Разрешается вам в ночь поста приближение к вашим женам: они – одеяние для вас, а вы – одеяние для них».
Джоанна поперхнулась напитком, а эмир рассмеялся. И все же глаза его оставались серьезными.
– Мне нравится ваша гордость, моя светлая пери, однако я надеюсь, что однажды вы поймете, что вам никуда не деться от того, чтобы сплести со мной ноги, – так называют у нас плотскую любовь, какая дарит столько услады. Разве нет? И я обещаю, что сумею вырвать из вашей груди восторженные стоны. Ибо вы – моя судьба. Я понял это, когда впервые увидел вас. В этом была воля самого Аллаха – именно он держит в своей руке все нити судеб.
При этом он с серьезным видом провел руками по лицу и на миг прикрыл глаза.
Джоанна поставила на место бокал, стараясь, чтобы аль-Адиль не видел, как дрожит ее рука.
– У нас в таких случаях говорят: «Пути Господни неисповедимы». И может, вы совсем не обо мне говорите, когда упоминаете волю Всевышнего? Ведь у вас уже есть жены, не так ли? Некогда вы мне рассказывали о жене султана Салах ад-Дина, но ничего не поведали о себе.