Читаем Аспазия полностью

— Время совершать великое и прекрасное, — сказала милезианка, приходит по моему мнению тогда, когда есть люди, призванные совершать и то, и другое. Теперь вы имеете Фидия и других мастеров, неужели вы станете колебаться осуществить их идеи до тех пор, пока они не состарятся в бездействии? Легко найти золото, чтобы заплатить за прекрасное, но не всегда можно найти людей, способных осуществить его!

Эти слова были встречены шумом всеобщего одобрения. Бывают взгляды и слова, которые, как молния, попадают в человеческую душу. Перикл был поражен в одно и то же время подобным взглядом и подобным словом. Огненный взгляд упал из очаровательных глаз, огненное слово было произнесено прелестными устами.

Периклу была известна сила слова, взгляд проник в него, как чудный огонь, возродивший его душу. Его глаза засверкали, и он про себя повторил слова милезианки:

— Время совершать прекрасное пришло тогда, когда есть люди, которые в состоянии совершить его!

— Я должен сказать, — продолжал он вслух, — что слова этой женщины просветили нас. Никто из нас не мог бы лучше выразить того, что лежит у нас всех на сердце. Я полагаю, что ты убедила меня и всех находящихся, но, прекрасная чужестранка, тебе не так легко было бы это сделать, если бы эта мысль не скрывалась в глубине наших сердец. Однако, прости меня, если я не совсем согласен с тобой, я полагаю, что мы постараемся сохранить наши Афины столь же способными к войне и могущественными, каковы они есть теперь. Но ты права, мы не должны более колебаться сделать то, чему пришло время, так как ты вполне справедливо говоришь, что мы имеем людей, каких может быть никогда более не будет. Ты должен быть благодарен этой красавице, Фидий, что она уничтожила все мои колебания и что ты и твои ученики, в руках которых, как сказал Алкаменес, резец горит от нетерпения, скоро выступите, как божественное войско, на борьбу за создание прекрасного, о котором вы так долго мечтали, к которому так долго стремились. Уже немало сделано для украшения наших Афин: гавань перестроена заново; средняя стена почти окончена; строится большая школа для афинской молодежи. Воздвигнув роскошный храм богам и прекрасные статуи, мы увенчаем дело обновления, начатое внизу, в Пирее.

Эти слова Перикла были встречены всеобщим одобрением, как скульпторов, так и остальных гостей.

— Громадные колонны храма, начатого Писистратом в честь Олимпийского Зевса, лежат в развалинах после падения этого могущественного человека не лучше ли было прежде всего докончить его?

— Нет! — поспешно вскричал Эфиалт, — это значило бы увековечить славу врага народной свободы!.. Пусть какой-нибудь тиран окончит то, что было начато тираном! Свободный афинский народ оставит лежать в развалинах памятник Писистрата в знак того, что божественное благословение не может покоиться на создании деспота.

— Вы слышали друга народа, Эфиалта, — сказал Перикл, — и если вы слышали Эфиалта, то значит слышали мнение всего афинского народа. На вершине Акрополя лежит полуразрушенная святыня храма Эрехтея, и богослужение только с трудом совершается там после персидской войны.

— Нет! — вскричал свободно мыслящий Калликрат. — Этот храм стар и мрачен, его жрецы и сами изображения богов стары и мрачны!

— Тогда Фидий будет огорчен, — возразил Эфиалт, — ты знаешь, что старинное, упавшее с неба изображение Афины не должно быть никогда заменено другим, никогда не должно быть изменено в своем безобразии.

— В таком случае, оставим старых жрецов с их старыми богами гнездиться в старом храме, — возразил Перикл и попросил Фидия рассказать, о чем он мечтает с открытыми глазами, когда устремляет взгляд на Акрополь.

Фидий стоял, погруженный в задумчивость. Перикл подошел к нему и сказал, дотронувшись до его плеча:

— Подумай, пробуди великие мысли, спящие в твоей голове, так как пришло время осуществить их.

Фидий улыбнулся, затем сказал со сверкающими глазами:

— Иктинос мог бы тебе рассказать, как часто осматривал я вместе с ним вершины горы и ее террасы, как мы с ним размеряли и рассчитывали и втайне строили планы, не зная, когда придет час осуществить их.

— Какие же это были планы? — спросили гости.

Тогда Фидий рассказал о том, что уже давно созидалось в его мозгу, и все слушали его с восторгом.

— Но не будет ли, — сказал один из присутствующих, — подобное прекрасное произведение испорчено завистью старых жрецов Эрехтея, как это уже было однажды?

— Мы восторжествуем над этой завистью! — вскричал Эфиалт.

— Сокровище Делоса, — сказал Перикл, — должно быть повергнуто к ногам богини, оно должно быть спрятано в глубине храма, и, таким образом, на сверкающей вершине городского холма соединятся вместе могущество и величие Афин.

Присутствующие отвечали восторженными восклицаниями на последние слова Перикла. Последний же, как будто вдруг вспомнив что-то, снова устремил взгляд на лавровую ветвь и розу в руках красавицы.

— Здесь многое решено, — сказал он, — но только не спор Алкаменеса и Агоракрита. Которой из двух Афродит отдаст преимущество прекрасная чужестранка?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза