Арысь-поле

…А что там еще может быть, если дом не обитаем? — подумал Вадим, — в нем нет жизни… но он не рушится — значит, и смерти тоже нет. Он ничто!.. Он такая же химера, как и ночная черная птица… Вадим вспомнил, как Слава говорил про Арысь-поле: — Я чувствовал его, но не знаю, как оно выглядит… Здесь все было наоборот — он знал, как выглядит дом, но не чувствовал его.

В это время раздался треск, и Вадим бросился к крыльцу.

— Слав, ты в порядке?!..

— В порядке! Доска подломилась!.. Чуть не провалился!.. — через минуту Слава появился в дверном проеме — грязный, в седых прядях паутины, висевших на плечах.

— Ну, что там? — Вадим протянул руку, помогая ему спрыгнуть с крыльца.

— Знаешь, — Слава отряхнулся, подняв над собой облачко пыли, — мне показалось, что в некотором роде дом обитаем.

— Что значит, «в некотором роде»?

— Понимаешь, там везде грязь и пыль, обломки досок, какая-то труха, земля, непонятно откуда взявшаяся — это все мы с тобой видели прошлый раз, но!.. Если присмотреться, среди этого дерьма проложена, типа, дорожка. Я шагнул с нее в сторону и чуть не провалился, то есть, делали ее с умом; делали те, кто точно знает, где можно ходить, а где нельзя. А еще фокус в том, что на дорожке нет следов ног — то ли по ней что-то тащили из дома и смазали их… понимаешь, да?.. То ли существо, проложившее ее, не оставляет следов, типа, нет у него ног… змея, вроде…

— Тут и не знаешь, что лучше…

— В том-то и дело! Так вот, ведет эта дорожка в совершенно пустую комнату. Причем, примерно половина досок с пола там снята. Под полом ничего особенного нет, кроме камней и мусора. Если только там клад зарыт… или был зарыт…

— Думаешь, наши подруги поработали?

— Пока я ничего не думаю.

— Бред какой-то…

— Ну, во-первых, последние три дня мы живем в одном сплошном бреду, а, во-вторых, в данном случае я как раз не вижу ничего сверхъестественного. Я ж не сказал, что видел чудо. Просто кто-то часто приходил… или приползал в эту комнату. Что тебя удивляет?

— В принципе, ничего, но зачем они разбирали пол?

— Клад — самое простое объяснение, но, учитывая специфику происходящего, это мог быть ритуал, например.

— И наши дальнейшие действия?..

— Сначала я искупаюсь, — Слава брезгливо снял клубок паутины с волос, — потом я хочу есть — как говорят, война войной, а обед по расписанию. Ну, и будем дальше наблюдать…

* * *

Катя сидела с ногами на диване. Справа от нее стояла тарелка, полная огрызков, а слева, раскатились зелеными шарами, большие блестящие яблоки. Она жевала их без всякого удовольствия, словно выполняя надоевшую работу, и ее взгляд блуждал по комнате, не задерживаясь на привычных предметах.

Здесь ничего не менялось с тех пор, как в последний раз они с матерью делали ремонт. …А это было… — она произвела несложные вычисления, — тогда я училась в восьмом классе!..

Тяжелые коричневые шторы оставались задернутыми с самого утра, но сейчас близился вечер, и солнце ушло на другую сторону дома, поэтому можно было наконец распахнуть окно, но зачем? Через несколько часов совсем стемнеет, и надо будет опять прятаться, только теперь не от жары, а от яркой луны, светящей прямо на диван.

На полке мигал красными и зелеными огоньками магнитофон, запущенный в режим «цикл», что делало запись бесконечной. Наушники валялись на полу, но даже по их слабому писку Катя могла угадать любую мелодию — везде они были одинаковыми, и в клубах, и у подруг, и на ее собственных кассетах. Можно было, конечно, встать и выключить технику, но, как говорила мать, лень родилась раньше нее.

Вчера Катя весь день работала на открытии нового магазина молодежной одежды, который ничем не отличался от остальных, уже имевшихся в городе. Зато всем участницам заплатили по пятьсот рублей, которые тут же кинули в общий котел, истратив на «Мартини» и мороженное. Из-за этого домой она добралась уже утром на первой маршрутке, уставшая, как собака, не выспавшаяся и с тяжелой головой. Мать еще спала. Она знала, что дочь подрабатывает по ночам; знала, где она это делает, чем занимается, и поэтому никогда не высказывала недовольства, кардинально отличаясь от родителей подруг, наверное, еще считавших их школьницами. Мать понимала (по крайней мере, так хотелось думать Кате), что, пока молодые, надо успеть охватить как можно больше, и даже выделяла карманные деньги, когда у дочери заканчивались собственные. За это Катя ее уважала и старалась не огорчать, по мере возможности.

Конечно, она не рассказывала ей, что давно живет с мужчинами и умеет на одном дыхании пить водку. Но это ей и не надо знать. Она, конечно, могла догадываться, но есть такие вещи, которые просто не стоит говорить в лоб.