Арысь-поле

— Никаких денег там нет. Ежели, чего и было, то молодцы, типа этих, давно все вырыли. Не дури себе голову. Нам «стольник» дали? Дали. Вот, и скажи, спасибо.

— Спасибо, — она покорно улыбнулась.

— Так-то. И забудь эту белиберду. Ты за водкой пойдешь?

— Нет, давай назавтра оставим.

— Дура ты, — Иван встал и вышел. Через минуту из комнаты донесся скрип дивана и сопение, иногда прерываемое вздохами, похожими на всхлип. Валентина Юрьевна, вроде, и не слышала этих звуков. Она продолжала смотреть в окно, бормоча:

— Ведь я Чугайнова… да… — но дальше мысль не шла.

* * *

Второй адрес принадлежал дому из разряда «хрущевок» — с тесным подъездом и нависающими лестничными маршами. Вчера ребята уже стояли перед ним, не зная, как подступиться.

— Играем тот же сценарий? — уточнил Вадим.

— А, по-моему, без разницы, какой сценарий играть. Это так… как говорили раньше, «мероприятие для галочки». Ничего мы не добьемся, я уже чувствую.

Тем не менее, уже через минуту они стояли перед стандартной зеленой дверью, которая казалась чем-то противоестественным на фоне, ставших привычными для центра города, массивных металлических конструкций с множеством замков, превращавших квартиру в сейф.

— Не богато, — Вадим уверенно позвонил.

Слава подумал, как глупо все это выглядит со стороны. Два взрослых дяди, впавших в детство, затеяли игру в шпионов, и надеются получить приз от резидента, по кличке «фотограф». Хорошо, что на фирмах никто не знает, чем занимаются их генеральные директора!

За дверью послышались шаги, и мужской голос спросил:

— Кто?

— Извините, вы — Чугайнов?

— И что с того?

— Можно с вами поговорить? — при этом Вадим подумал: …Истинный Семен Маркович!..

— А вы кто такие?

— Вы нас не знаете, но у нас есть предложение.

— Ну, так говорите.

— Через дверь как-то неудобно…

— Мне удобно. Я вас хорошо слышу. Говорите или уходите.

— Ладно, — Вадим вздохнул, — скажите, у вас не было родственников в деревне Дремайловка?

— А какое вам дело до моих родственников?

— Да, ты скажи — да или нет! — вновь не выдержал Слава.

— Идите вы на х…! — и шаги стали удаляться.

— Подождите! — крикнул Вадим, показывая Славе кулак, — речь идет о неплохих деньгах.

Шаги вернулись, но дверь не открылась.

— Я слушаю.

— Ответьте сначала, были родственники или нет?

— Нет.

— А тогда никаких бабок, — сообщил Слава довольным голосом — этот еврей с русской фамилией раздражал его даже больше, чем предыдущие алкаши, — пошли дальше, Вадик; будем искать других Чугайновых.

Семен Маркович, видимо, понял, что они вовсе не стремятся проникнуть в его квартиру и действительно имеют какое-то предложение, поэтому, когда они спустились на один пролет, дверь неожиданно открылась, и оттуда высунулась лысеющая голова в очках.

— Так что вам нужно?

— Уже ничего, — ответил Слава, — нам нужны Чугайновы, у которых в конце девятнадцатого — начале двадцатого века были родственники в деревне Дремайловка. Все! С ними мы будем разговаривать дальше.

— А вы уверены, что таковые существуют? — Семен Маркович, видя, что «гости» продолжают стоять внизу, совсем осмелел и вышел на площадку. Он оказался невысоким, плотным, с выпирающим через майку круглым животиком.

— Не уверен, но будем искать.

— Зачем? Дело в том, что мои корни с Урала. Да вы зайдите, — предложил вдруг Семен Маркович.

Удивленно переглянувшись, Вадим со Славой, пошли обратно. Они не надеялись узнать здесь что-либо интересное, но других Чугайновых в городе все равно не осталось.

Квартира представляла собой олицетворение «застойных» семидесятых, со стандартным набором мебели, приобретавшимся при социализме всеми советскими людьми и служившим мерилом благополучия. Правда, сейчас все это достояние состарилось, облезло и выглядело ужасно примитивно, в сравнении с великолепием современных салонов.

— Чаю хотите? — спросил хозяин, когда все прошли на кухню, — больше предложить нечего; не пью я уже пять лет; сердце, знаете ли.

— Нет, спасибо — мы не за этим, — Вадим присел на подоконник, — мы ищем родственников Чугайнова, умершего, примерно, в 1916 году или его дочь, Анастасию, родившуюся году, так, в 1900, и пропавшую в 1915–1916.

Семен Маркович почесал затылок.

— Как я говорил, мы родом с Урала — оттуда и фамилия такая металлургическая. Из Демидовских мы. У прадеда было четыре сына и ни одной дочери. Один умер в детстве, другой погиб на заводе, третий — в гражданскую. Это дед мой рассказывал. То есть, в шестнадцатом году никто из них не мог умереть, тем более, они были слишком молодыми, чтоб в девятисотом родить дочь — они сами тогда еще были детьми. А, вот, прадед… у него был старший брат, который сбежал с заводов, и с тех пор никто о нем ничего не знает. Вот, он мог и дочь сделать, и умереть в шестнадцатом, если дед был с 1861 (это я помню, потому что он всегда смеялся, мол, с его рождением отменили крепостное право), а тот на пару лет старше — вполне…

— И что о нем известно?