— Засунь его себе в задницу, козел, — не выдержал Слава, — у меня сарай лучше, чем твоя хата! С тобой серьезные люди разговаривать пришли, засранец; время свое тратят, а ты верещишь, как недоношенный поросенок!
Вадим прыснул от смеха; он хотел спросить, видел ли Слава недоношенного поросенка, но не успел. Монолог, видимо, убедил хозяев, и дверь осторожно открылась. В проеме стояла женщина неопределенного возраста в грязном халате, с лицом, ярко выражавшем пристрастие к алкоголю; опухшие глаза смотрели яростно, и, в то же время, трусливо. Она загораживала собой маленького щуплого мужичка с недобрым лицом и бегающими глазками, одетого в майку и жуткое старое трико. В дрожащих руках мужичок, действительно, держал топор, который дрожал вместе с ним и, казалось, вот-вот должен упасть ему на ногу.
— Ну что, похож я на пристава? — Слава вальяжно вошел в квартиру, тесня хозяйку.
— Хрен вас разберет… — пробормотал мужичок, — а топор никогда не помешает.
— Я тебя без топора щелбаном пришибу, если надо будет, ублюдок, — он повернулся к женщине, — Валентина Юрьевна, давайте пройдем куда-нибудь и поговорим спокойно.
— Вы уж извините, — женщина засуетилась; распахнула дверь на кухню, демонстрируя початую бутылку вина и раскрошенный на столе хлеб, — у нас такая беда… На работе сократили, устроиться нигде не могу. Денег нет совсем… А если из квартиры выгонят, что ж нам, на свалку идти жить? — она шмыгнула носом, и вытерла кулаком невидимую слезу.
Слава, а за ним и Вадим, прошли на кухню.
— Валентина Юрьевна, вы — Чугайнова по мужу или это девичья фамилия?
— А вам зачем? — насторожилась женщина.
— Да не враги мы, — Слава вдруг улыбнулся, — у нас есть деловое предложение, но для этого мы должны определить степень вашего родства с Чугайновыми.
Мужичок положил топор и прижавшись к притолоке, всунул на кухню свое источавшее запах перегара, лицо.
— Это моя девичья фамилия, — сказала женщина, — по мужу я была Новикова, а когда ушла от него, вернула свою старую. У меня на ней сын остался добрачный, вот я и решила, что так лучше… Хотя, какая разница…
— А где ваш сын?
— Сын в тюрьме, — она отвернулась к окну, — человека убил… Да вам-то, что надо?..
— Есть километрах в ста отсюда деревня Дремайловка, а рядом хутор, где в свое время проживали некие Чугайновы. В народе он так и зовется — Чугайновский. Мы ищем родственников тех Чугайновых.
— А зачем?
— Говорят, Чугайнов-старший в могиле дочери зарыл золотишко кое-какое. Мы хотим найти родственников, чтоб на законном основании этот клад достать.
— Сто километров?.. — Валентина Юрьевна задумчиво почесала немытую голову, — нет, не было у нас никаких сокровищ. Мои предки всю жизнь землю пахали.
— Ну, нет, так нет, — Слава негромко хлопнул в ладоши, — много за квартиру-то должны?
— Много. Около девяти тысяч.
— Это много, — согласился Вадим. Сначала возникло желание просто достать и отдать им триста долларов, но еще раз оглядев убогую обстановку, он решил, что все равно деньги будут немедленно пропиты, и поднялся.
— Может, хоть на «чекушку» оставите, раз такое дело? — проскулил мужичок.
— Держи, и больше топором не балуйся.
— Придурки какие-то, — беззлобно сказала Валентина, закрыв за гостями дверь.
— Ну, придурки — не придурки, зачем-то же они приходили.
— Может, подосланные? Проверить, как мы живем? Может, жируем, пока никто не видит, а для ЖЭУ прикидываемся?
— Повод уж больно глупый. Могли б чего поумнее придумать — обмен квартир, например, или купить чего предложить, а то какая-то могила на каком-то хуторе… Как, кстати, деревня-то называется, не помнишь?
— Дремайловка, вроде… — Валентина Юрьевна взяла бутылку, — выпивать будешь? Перепугалась я, аж голова болит.
— Это с похмелья она у тебя болит, — пробурчал мужичок, — выпивать… кто ж выпивать не будет? Ты еще за бутылкой пойдешь или мне сходить?
— Может, на завтра денег оставим? А то жрать не на что.
— Завтра… а хрен его знает, доживем ли до завтра? Это штука такая — жизнь. Сама знаешь, сегодня есть, а завтра, нет, — он поднял стакан, посмотрел в потолок и добавил, словно обращаясь к некоему высшему существу, — правда ведь, брат?
«Брат» ничего не ответил и даже не подал никакого знамения. Мужичок расстроено вздохнул и выпил, жадно заталкивая в себя булькающую, сопротивляющуюся жидкость. Валентина Юрьевна долго смотрела в стакан, покачивая растрепанной головой, потом собралась с духом и тоже выпила, высоко запрокинув голову. Несколько секунд она стояла неподвижно, ожидая, пока жидкость достигнет самых глубин организма, потом села на табурет, и подперев голову, соскальзывающими со стола, руками, уставилась в окно.
— А ведь я Чугайнова… — она пьяно растягивала слова.
— И что? — мужичок опустился напротив, и собрав несколько крошек, отправил их в рот, — я знаю, что ты Чугайнова — что ты этим хочешь сказать?
— Не знаю, Вань, — она подняла голову и мечтательно улыбнулась, — а вдруг, и правда, это моя родня была?
— Вся твоя родня, сама знаешь, где лежит. Али не знаешь?..
— А если не вся? Представляешь, сколько там денег?..