Арысь-поле

Если б не девчонки, перед которыми не хотелось терять лицо, Вадим, и правда, с удовольствием смотался б отсюда. Он перевел взгляд на Аню, смотревшую в темноту широко открытыми глазами. …Вот, у нас есть костер, который пытается бороться с тьмой… так и у каждого есть внутри свой костер, который освещает кусочек мира, и каждый думает, что этот светлый пятачок, есть весь мир… Анино сознание не привыкло рассуждать, так как от него это никогда не требовалось, поэтому она запуталась, моргнула и сразу вернулась к понятным канонам и принципам.

— Сегодня… — Волхв смотрел в огонь, а потом почему-то повернулся к Кате, — здесь может произойти вселенское зло.

— А что такое вселенское зло? — удивилась Катя.

— А ты, как думаешь? — волхв обратился к Вадиму, — ты ж считаешь себя умным и грамотным.

— Я думаю… — Вадим закурил, — самое большое зло — война. Неужто кто-то отсюда сможет развязать третью мировую?..

— А ты, как думаешь? — волхв обратился к Кате.

— Я думаю, что СПИД. Его и развязывать не надо.

— А ты?

— Я?.. — Аня как-то не предполагала, что очередь дойдет и до нее, поэтому была совершенно не готова к ответу, — я… я не знаю, но, наверное, это, когда всем хреново.

— Всем сразу не бывает хреново, — философски заметил Вадим, — даже от самого плохого кто-то обязательно выигрывает; кому-то бывает хорошо…

— А ведь она ближе всех к истине, — перебил Волхв, — бывают ситуации, когда всем хреново, и это «хреново», есть зло, которое сидит внутри нас. Ведь это мы начинаем войны, и мы разносим СПИД; только одни страдают сначала, а другие, потом; одни страдают физически, а другие морально, но это общее зло, исходящее от нас.

— Что-то совсем по-христиански, — Вадим усмехнулся, — а ведь, по-вашему, Христа нету, да?

— Почему нет? Я уже объяснял твоему другу, что богов множество, и среди них Христа никто не отрицает. Есть боги стихий, боги явлений, боги предметов, и все они являются человеку постепенно, по мере развития его сознания. Начинается с самых зримых — земли, воды, огня; потом те, что связаны с состояниями и эмоциями — боги сна, радости, любви, ненависти, материнства… их великое множество; а, вот, когда человек, наконец, пытается познать самого себя, ему является Христос. Он как бы бог — внутреннего мира, бог — души; это перед ним человек отчитывается о прожитой жизни, поэтому вашему эгоистическому миру он оказался наиболее близок. Вы даже возвели его в ранг высшего божества, остальных обезличив, назвав ангелами или бесами; вы даже приписали ему несуществующую возможность оценивать чужие грехи и возносить души на небо или опускать в ад!.. А он, между прочим, такой же, как все — ни больше, ни меньше; просто каждый бог отвечает за свой участок.

— Интересная теория, — Вадим недостаточно хорошо знал христианское учение, чтоб приводить какие-либо контраргументы. К тому же, сама идея ему понравилась своей ясностью, если не сказать, примитивизмом, — допустим, все это так, — сказал он, — и что же должно произойти здесь сегодня?

Девушки тоже повернулись к волхву, ожидая описания очередного Апокалипсиса, но волхв тяжело вздохнул:

— Не знаю. В древней книге я не смог прочитать этого.

— Почему? — наивно спросила Катя.

— Вы не можете однозначно расшифровать, ни Библию, ни предсказания Нострадамуса, написанные на нормальных человеческих языках, а хотите, чтоб я дал четкое толкование, написанного узелковым письмом, которое не существует уже сотни лет?..

— Каким письмом?..

— Узелковым. Оно появилось еще до берестяных грамот. Это не буквы, а ассоциативные знаки, вроде иероглифов, только не на бумаге, а завязанные в виде узелков. Все считают, что у славян не было такой письменности…

— Это очень интересно, но хотелось хотя бы приблизительно знать, что произойдет здесь и сейчас? — Вадим решил вернуться к самому важному вопросу, так как еще оставалось время, чтоб убраться с этого чертова хутора со всеми его загадками.

— Я ж сказал, не знаю!.. Да, я — волхв, и обладаю массой древних знаний, поэтому у меня случаются озарения; когда боги хотят что-то поведать… они делают это через меня, но они ж не объясняют подробности!..

Вадим почувствовал, что беседа перестает быть актуальной. Философия волхва, как всякая религия, очень интересная в теории, на практике оказывается беспомощна, и трактовать ее каждый волен по-своему. Он замолчал, но Кате, впервые участвовавшей в подобном диспуте, было все еще интересно.

— Вы, вот, сказали, — она подхватила эстафету, — что тут должно что-то произойти. И вы пришли, помешать этому беспределу или как?..

— Я ничему не могу помешать, — волхв отвернулся к костру.