Арысь-поле

— Опять ты примеряешь ко всему свои глупые определения, — Лена скептически покачала головой, — хотя, если тебе так удобнее изъясняться, пусть будет так.

Костер почти догорел.

— Кать, накорми его, — предложила Лена.

В другое время Катя, скорее всего, рассмеялась бы такой странной фразе, но сейчас, не задумываясь встала, подняла то, что осталось от идола, и бросила в огонь. Сноп искр и дыма взметнулся вверх, а уже через минуту огонь начал вновь разгораться, озаряя лица таинственным светом. Все уставились на него, пытаясь рассмотреть лицо того самого бога, о котором только что говорила Лена, но для всех он оставался просто огнем, и только Катя видела, как он улыбался — даже радостно смеялся оттого, что его наконец-то поняли. Она невольно протянула к нему руки, и теперь уже никто не пытался ее остановить.

— Я не могу общаться с богами, как это делаешь ты, — вздохнул волхв, — и не могу ничему помешать, но все равно, в моей книге сказано, что ты пришла со злом.

— В твоей книге?.. Сожалею, старик, но твоей глупой книги больше нет. Ты не сможешь и дальше морочить людям головы своими невнятными, никому не нужными пророчествами… как, впрочем, нет твоего дома; твоей мерзкой, брызжущей слюной, твари; и ворона тоже нет, а твои овцы, вместе с коровой, бродят по деревне и думают, к чьему бы двору прибиться.

— Что ты сделала?! — волхв попытался резко встать, но лишь припал на одно колено.

— Я?.. Я, ничего. В твой дом ударила молния, а я просто случайно видела это. Так что, дед, спешить тебе больше некуда. Оставайся, если хочешь.

Волхв закрыл лицо руками; согнулся, словно переломившись пополам, и стоя на коленях, заплакал.

— А еще говорят, мужчины сильный пол… — Лена презрительно отвернулась, — хотите, расскажу вам историю маленькой девочки, которая родилась в шикарной московской квартире на Ленинском проспекте и до трех лет играла в больших кукол с закрывающимися глазами; еще она очень любила шоколадные конфеты, которые ей почему-то запрещали есть больше двух штук в день?..

Мечтательно улыбаясь, Лена прикурила, достав из костра тлеющую веточку, и продолжала, задумчиво глядя в темноту:

— Мой отец был крупным ученым, изучавшим древнюю Русь, профессором. Как часто случается, женился он на своей студентке — так что моя мать тоже была историком, только рангом пониже. Отец участвовал в раскопках Новгородского Детинца и подземных гробниц Киево-Печерской лавры, а когда мне исполнилось семь лет, они с матерью впервые взяли меня с собой в экспедицию — матери не хотелось сидеть со мной в Москве, вместо того, чтоб тоже поехать на Онегу. Там, рядом со всем известными Кижами, есть еще несколько островов, на которых сохранились древние капища. Это такие места, где совершались языческие обряды.

Помню, сначала я никак не могла привыкнуть, что у нас нет ванны, и вечером приходится мыться в озерной воде; что нет моей любимой чашки с попугайчиком, а есть эмалированная кружка, у которой вечно горячая ручка; и еще нет конфет… Потом я привыкла к полудикой жизни и даже полюбила играть на старом капище, которое было уже обследовано, и перестало представлять археологический интерес.

Пока отец с командой что-то там изучал, я совершенно одна лазила по фигурам идолов, копалась у их подножья, подражая взрослым. Меня спокойно отпускали, так как считалось, что со мной ничего не может случиться — в холодную воду я не полезу, а людей, кроме нашей экспедиции, на острове проживало человек десять; промышляли они рыбной ловлей, а в туристический сезон подрабатывали в Кижах.

Но однажды случилось… сейчас я не могу назвать это бедой, а тогда всем казалось, именно, так. Неожиданный ливень накрыл остров. Это было в августе, когда в тех местах довольно холодно. Никто не знал, где я, и хватились только вернувшись в лагерь, предварительно укрыв место раскопок. Короче, нашли меня часов через пять. Я лежала совершенно промокшая и окоченевшая возле каменной бабы — видимо, пока была в сознании, я пытаясь укрыться под ней от ледяного дождя и ветра, но сама я ничего этого, естественно, не помнила. Это отец мне рассказывал гораздо позже.

Что со мной делали в лагере, я тоже не помню, но кончилось все тяжелейшим воспалением легких. Мать со мной срочно вылетела в Москву. Меня положили в больницу, но все равно начались осложнения. Короче, вопрос стоял конкретно — жить или умереть, причем, последнее, более вероятно, ведь я с детства не отличалась богатырским здоровьем, а тут еще это. Так ужасно мне не было потом никогда в жизни. Целые недели просто выпадали — в это время я уже не приходила в сознание…