Арысь-поле

— А что с ним будет? В смысле, с Игорем? — спросила Катя. Она слушала с приоткрытым ртом, вся подавшись вперед, забыв, как нелепо выглядит в своих весьма фривольных трусиках рядом с воскресающими мертвецами и всесильными камнями.

— Не знаю. Его энергию, думаю, никто ему не вернет, но… — Лена развела руками, — наука требует жертв… Так вот, для обеспечения ритуала мне требовались помощницы, достаточно хорошо взаимодействующие со своими стихиями. Юля не подошла — она не чувствует своего естества. С тобой, Кать, все оказалось просто — потребовалось только намекнуть…

— Ты хочешь сказать, что можешь влезать в чужие сны? — перебила Катя.

— Это самое элементарное, — Лена усмехнулась, — с Аней все сложнее. Сначала я думала, что из-за полного отсутствия интереса к жизни она еще хуже Юли, но потом я поняла, что надо лишь разбить защитную оболочку, и все проявится; нужна соответствующая ситуация, — она пристально посмотрела на Аню, и та снова ощутила себя на краю бассейна… — но ты все сделала сама, — предупредила Лена, — это не я! Ты сама!..

— Что сделала? — заинтересовалась Катя.

— Неважно. Она знает.

Аня почувствовала, как ласковые волны обнимают тело… Захотелось сейчас же, немедленно броситься в призывно сверкающую на солнце речку, но Ленин голос сбил настроение:

— Ань! Вернись к нам! Не бойся, теперь это останется с тобой навсегда. Теперь тебе каждый год будет хотеться к морю…

— Я никогда не была на море, — сказала Аня задумчиво.

— Вот, видишь, а как же ты могла быть счастлива? — Лена вздохнула, — но все ведь поправимо.

— А почему ты выбрала, именно, их? — спросил Вадим.

— Я знакомилась со многими; я искала, но большинство людей перестали воспринимать себя частью окружающего мира. Они замкнулись в собственном «я», удовлетворяя материальные потребности; думая, так сказать, лишь о хлебе насущном…

— И я думаю о хлебе насущном, — неуверенно перебила Аня.

— Ты думаешь о хлебе, потому что тебе хочется есть, а не потому что ты уже обожралась красной икрой, и тебе теперь хочется черной, и больше ни о чем твои мозги думать не могут! Я, вот, о чем говорю. Ты меня понимаешь?

Аня не понимала, но, видя, что остальные молчат с умным видом, тоже промолчала.

— И что дальше? — Вадим вернулся к прерванной теме.

— Дальше мы сделали это. Но я не знала… я не могла знать… — Лена снова закрыла лицо. Все молча смотрели, как она размазывает по щекам внезапно вернувшиеся слезы, как вытирает влажные руки о джинсы, — я не могла знать, что это потребует такого напряжения, стольких лет непрожитой жизни… Но главное, я не могла знать, что она уйдет!..

— Думаешь, это она тиснула наши вещи? — вспомнила Катя.

— А кто ж еще? Но я не знаю, где ее искать.

— А, может, и не стоит искать? — предложил Вадим.

— А зачем тогда все это было?.. — Лена смерила его презрительным взглядом, — и еще… я ничего не знаю о ней; не знаю, добрая она или злая; не знаю, на что она способна, и куда распространяются ее возможности, ведь в ней теперь сидит сила Алатырь — камня. Я не могу знать, что он ей дал, и поэтому не могу даже предположить, чего ожидать от ее пришествия. Прецедентов, насколько я знаю, не было…

— Волхв сказал, что грядет мировое зло, — напомнил Вадим.

— Волхв — старый трус, — Лена пренебрежительно махнула рукой, — он поставлен как раз для того, чтоб предупреждать людей и стараться не допустить соприкосновения двух миров, поэтому для него любой их контакт, уже мировое зло. Я, конечно, обошла все его предостережения, потому что делала это во имя науки, а он просто не исполнил своего предназначения. Но ни он, ни я не можем знать, что должно произойти, когда миры все-таки соприкоснулись; когда параллельные прямые пересеклись…

— А нельзя как-нибудь поговорить с этим Алатырь — камнем? — спросила Катя наивно.

— Может, и можно, но не сейчас. Сейчас я к этому просто не готова, — Лена выдержала долгую паузу; потом тряхнула головой, словно выныривая из глубокого омута, — сейчас остается только ждать и надеяться, что все, рассказанное мной, полнейший бред, и ничего у меня не получилось, и, вообще, ничего этого нет… Ведь ты не видел, как она уходила? — Лена повернулась к Вадиму.

— Нет.

— Ну, вот, — она кивнула, — значит, она никуда не уходила, а вещи спер какой-нибудь бомж, ошивающийся поблизости, — она рассмеялась отрывистым неестественным смехом; глаза ее заблестели; она резко отбросила гриву волос.

Вадим подумал, что она выглядит сумасшедшей. Аня, видимо, почувствовала то же самое, потому что отодвинулась, и только Катя бесстрашно коснулась Лениного плеча.

— Не расстраивайся. Мы найдем ее, и все будет хорошо.

Лена прильнула к ней, обхватив руками, и разрыдалась.

Вадим не знал, насколько искренней была эта сцена с обеих сторон, но, в любом случае, думать о хорошем казалось гораздо спокойнее, чем решать неразрешимые задачи.

Пока они стояли обнявшись, и Катя нежно гладила Лену по голове, Вадим осторожно взял Аню за руку.

— Пойдем, поможешь собрать палатку. Думаю, мы уезжаем.

Девушка молча кивнула и поднявшись, пошла следом.

— Ты веришь во все это? — спросил Вадим.