Артюр Рембо

Он родился 11 декабря 1848 года, учился в Дуэ и получил лиценциат по филологии в июле 1867 года. Ему пришлось ждать год, чтобы получить должность — он был слишком молод. На фотографии, сделанной вскоре после приезда в Шарлевиль, он пострижен под художника и носит совершенно не идущие ему очки, которые к тому же нисколько не придают ему солидности. Пристальный взгляд, рот, готовый смеяться или злословить, выражение лица говорит об оригинальности и открытости, а также об изрядной доле независимости; ничего низкого, пошлого, вульгарного. Его любовь к свободе во всех ее проявлениях очаровала Рембо с первых минут знакомства. Ленель, сменивший Перетта, Дюпре, Изамбар ненавидели рутину, верили в будущее; а ведь они только что окончили университет Дуэ — было ясно, что и там происходят перемены.

Его приезд еще больше раззадорил юного Артюра, который уже с первого триместра только и думал, как бы ему обскакать семинаристов. Он показал настолько хорошие результаты, что директор подарил ему «Характеры» Лабрюйера, надписав на книге: «В знак глубокого удовлетворения Вашими успехами в учебе, ученику Рембо, класс риторики. — 17 марта 1870 года. — Директор. — Дедуэ». Нечто вроде премии авансом.

Еще через месяц Артюр вновь удостоился чести быть напечатанным в «Бюллетене академии Дуэ» — в номере было его стихотворение на латыни в сорок три строки, вариация на тему поэмы неизвестного автора «Иисус из Назарета», а вместе с ней еще четыре работы, выполненные на протяжении 1869 года («Сражение Геракла с речным богом Ахелоем», «Молитва к Венере», «О природе вещей», о которой говорилось выше, и, наконец, «Речи Аполлония о Марке Цицероне», речь на латинском языке, впервые вышедшая в издательстве «Плеяды» под редакцией Антуана Адана).

Артюр, разумеется, продолжил традицию оставлять на кафедре дополнительные задания, снабжая их надписью Lege quaeso[25], например, стихотворение «Офелия» на французском языке, вариацию на тему работы по латинскому стихосложению с тем же названием и даже свои собственные стихи.

Изамбар был сначала заинтригован, затем стал относиться к этому с живейшим интересом, однако не давал советов и не подбадривал Рембо. Юный школьник, такой сдержанный, замкнутый в классе, оживал, загорался, становился совсем другим человеком, едва речь заходила о поэзии.

В марте или апреле он должен был сделать доклад на тему «Письмо Карла Орлеанского к Людовику XI с прошением о помиловании Вийона, приговоренного к смертной казни через повешение». В качестве материала Изамбар дал своему лучшему ученику несколько книг, в частности «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго и «Гренгуар» Теодора де Банвиля. Но тому оказалось мало; он послал Изамбару записку, в которой просил книги о разных исторических и литературных разностях¹⁴. Довольно дерзкий тон этой записки (вначале — «Есть ли у Вас и можете ли Вы мне дать…», в конце — «это было бы мне крайне полезно») — первое проявление той бесцеремонности, расцвет которой мы увидим позднее.

Г-жа Рембо восприняла появление этих книг у себя дома крайне отрицательно и выразила свое отношение следующим письмом, которое передала Изамбару через коллежского консьержа:

Уважаемый господин,

Я не могу выразить Вам всей меры своей признательности за то, что Вы делаете для Артюра. Вы даете ему советы, Вы проводите с ним дополнительные занятия — мы совершенно недостойны такой заботы.

Но кое-что я не могу одобрить; так, несколько дней назад Вы дали моему сыну одну книгу («Отверженные» в. гю-го (sic!)/ я возражаю, чтобы он ее читал. Вы знаете лучше меня, господин учитель, что, рекомендуя подросткам книги, следует проявлять максимум осторожности. Посему я предполагала, что Артюр достал ее без Вашего ведома, крайне небезопасно позволять ему читать подобные вещи.

С уважением,

В. Рембо

4 мая 1870 года

Едва Изамбар прочел письмо, как его вызвал к себе директор: к нему явилась некая рассерженная дама и вернула ему «крамольную» книгу, которую какой-то учитель осмелился дать ученику из класса риторики.

— Это абсурд, я согласен, — сказал г-н Дедуэ, — но будет лучше, если вы объяснитесь с этим мракобесом в юбке.

Изамбар тут же отправился к г-же Рембо. Она не дала ему и рта открыть:

— Что?! Гюго, этот грязный писака?! Это надругательство над верой! Эти «Отверженные», где непристойности на каждой странице! Вы считаете, что нашим детям полезно читать об этих мерзостях, господин учитель?!