— Но он все-таки больший хозяин над волами, чем мы с тобой, — сказал Мусий.
— Больший? Это почему же? Что ходит за ними?
— И поэтому. А главное дело — попробуй без него! Тридцать пар в загоне без привязи. Попробуй разберись, какого с каким спаровать.
— Это правда, — согласился Остап. А так как собирался и завтра еще попросить волов у Омелька, на этот раз не обращаясь за разрешением к Погорелову, то хотел уже взяться за налыгач, но тут же передумал, устыдясь брата. «Да что я, в самом деле, лопух какой! Ну, пусть уж перед генералом — не так это легко вековое из души выкорчевывать. Но чтоб перед каждым!..» И сказал подчеркнуто безразличным тоном: — Ничего. Не на того напал! Пусть понаблюдает. — И нарочито не спеша вынул из кармана кисет.
— Ты, бедняга, должно, от завтрака и не курил еще?
Подал Артему цигарку. Стал свертывать другую — себе. И, очевидно, так ничего и не произошло бы, закурил бы, да и поехал дальше. Но в это время распахнулись ворота Гмыри. Открыл их сам хозяин, Архип Гмыря, а батрак Савка вывел за налыгач волов, запряженных в сани, свернул на глубокую колею улицы и остановился — впереди стояли сани Остапа.
— А ну, эй, кто тут на дороге стал! — крикнул Гмыря, и, как показалось Остапу, очень оскорбительным тоном. — Проезжай!
Остапа словно кнутом хлестнул этот окрик. Он вспыхнул, но сдержался. Очень медленно, чтобы не рассыпать табак с бумажки, повернулся к Гмыре и напряженным голосом сказал:
— Как говоришь? На дороге? — Послюнил бумажку, свернул цигарку. — А ежели ты мне на дороге стоишь? Всю жизнь!
— Проезжай, проезжай! — снизил тон Гмыря. — Не скандаль!
— А тебе что, улица мала? Не проедешь?
— Куда? Не видишь — сугробы какие?!
— Ну, так подожди. Закурю вот. Да и волы отдохнут. — И повернулся к нему спиной. Не спеша прикурил и Артему дал прикурить.
Гмыря едва сдерживал себя. Но когда увидел, что Остап и закурив не собирается ехать, а, наоборот, присел на сани с явным намерением выкурить всю цигарку, не выдержал:
— Вот как! Так ты, значит, насмешки строить?!
— Ну что ты за человек, Архип! — ритпоспешил Мусий, желая предупредить ссору. — Тебе же ясно человек говорит: волы помились. Чего ты ерепенишься? Что у тебя, горит? Отдохнут, и поедет себе.
— А ты не в свое дело не суйся!
Гмыря порывисто шагнул к волам Остапа и уже взялся было за налыгач, как вдруг Остап с неожиданным проворством оказался рядом с ним и вырвал налыгач из рук.
— Э, нет! — проговорил с хрипом. — Волов ты не трожь! — И оттолкнул Гмырю.
Тот пошатнулся и сел в сугроб.
Все произошло внезапно и неожиданно. Гмыря так и застыл, сидя в сугробе и растерянно глядя на людей, словно из-под земли выросших возле саней. Потом, придя в себя, вдруг завопил:
— Люди добрые! Глядите — бьют!
Лука Дудка весело сказал:
— Да разве ж это бьют? Если на задницу сел. Да еще и на мягкое — в сугроб! Бьют — это когда человек носом землю роет! Вставай, не придуривайся. На руку!
Но обиженный Гмыря поднялся сам, без помощи.
— Что случилось? — допытывался тем временем Харитон Покрова, переводя взгляд с Мусия на Артема и на Остапа.
Объяснить взялся Мусий, считая себя во всей этой истории наиболее беспристрастным человеком:
— Да что случилось? Случилось то, что в бутылку полез человек. И сказать бы… так нет. Степенный, умный человек, а так, будто вожжа ему под хвост попала. «Проезжай» да «проезжай»! А тут как раз волы притомились. Дай отдохнуть. Вот видишь, — обернулся к Гмыре, — как раз и люди подошли, — вокруг собралось уже с десяток человек, — есть кому подсобить. А ну-ка, братцы! Дружно!
Несколько человек с охотой бросились к саням, чтобы подтолкнуть, помочь волам.
— Трогай! — крикнул кто-то.
— А ну, отойди! — хмуро сказал Остап и ожег Мусия взглядом. — Что вы, дядя Мусий, языком мелете! Чего перед людьми меня срамите! Волы сами тронут. Отойдите! — Он разобрал в руках налыгач. — Гей!
Волы дружно взяли с места. И только отъехали несколько шагов, как Савка сердито хлестнул кнутом по своим. Волы рванули, и каток, привязанный гнилым обрывком веревки, съехал назад. Савка остановил волов.
— Я же говорил, по-моему и вышло! Так нет, «езжай», «езжай», «обойдется»! И это еще по ровному! А в гору что будет!
— Привяжи другой веревкой и не растабарывай! — отрезал Гмыря.
— А что это ты, хлопец, везешь? — удивленно спросил Лука, оглядывая деревянный каток, уложенный поперек саней, так, что дышло свисало позади на дорогу.
— Что, что, — сердито бурчал Савка. — Не видишь сам?
— Да, вижу, что каток. А куда? Зачем?
— Укатывать еду. На поле.
— Что укатывать? Снег? — послышалось из толпы.
Кто-то засмеялся. А Мусий обратился к Гмыре:
— Что ж это, Архип, стало быть, хватит хлеборобствовать по-дедовски, начинаем по-научному?